Эль-Ниньо - [71]

Сквозь тяжелое свистящее дыхание раздался голос Ивана:

— В пещере мне больше нравилось.

— Недовольные могут… — начал было Дед, но Иван перебил его: — Знаю, знаю… Будь она неладна, эта Лима! — Иван замолчал, но ненадолго. — А все-таки меня интересует, — снова начал он, — как это вы, Михал Михалыч, смогли нас у Леона отбить? У него же целая банда революционеров, с винтовками, с автоматами, у вас только воздушка, а вы еще и двух вражеских языков взяли.

— Отбил и отбил, тебе не все равно? — проворчал Дед.

— Очень даже не все равно, — не унимался Иван. — Вы меня из пещеры вытащили, если дальше так же лихо все пойдет, то и до самого Калининграда допрем.

— Допрем, не сомневайся, — сказал Дед.

— Я уже почти не сомневаюсь, только в родном Калининграде ждут меня такие же революционеры со стволами и паяльниками. Мне бы понять, как с ними надо обращаться, хотел вот у вас опыта набраться. Вы этого Леона что, загипнотизировали?

— Просто поговорил, — сказал Дед.

— Так вы же вроде по-испански не очень…

— Я по-русски с ним говорил. Пару слов, может, по-английски вставил.

— То есть просто пришли…

— Не просто пришел. Побрился, китель надел. Как официальное лицо пришел.

— Китель… — протянул Иван. — А все-таки, что говорили, текст какой?

— Отстань! — отмахнулся Дед.

— Михал Михалыч, не дайте пропасть в неведении, говорю же, для дела нужно!

— Мне тоже интересно! — вставил я.

— И мне! — неожиданно поддержала Анна.

Дед вытащил пачку сигарет, предусмотрительно завернутую в полиэтиленовый пакет.

— Сказал, что ударная группировка Краснознаменного Тихоокеанского флота на подходе. Атомный крейсер, пяток эсминцев, подводные лодки. Граждан Советского Союза обижать не рекомендуется. Сказал, если хоть волос с вашей головы упадет, мы шрапнелью все джунгли прополем, и Леон будет рассказывать о своем революционном прошлом через Тихий океан строго по диагонали — в Магадане.

— И он поверил? — спросил Иван.

— Поверил или не поверил, я не знаю, — сказал Дед. — Сначала вроде как по-испански начал перечить, но как про Магадан услышал — дал полный назад.

— Краснознаменный Тихоокеанский флот, — мечтательно произнес Ваня. — Красиво!

— Хватит лясы точить, тронулись! — скомандовал Дед. Мы снова послушно построились в колонну, только теперь Анна оказалась прямо передо мной. Она отстала от Манкевича и оглянулась на меня. Мне показалось, что она просит помощи. Я прибавил шагу, Анна повернулась и произнесла негромко:

— Костя, кажется, я знаю, где золото.

Я не поверил своим ушам.

— Анна! Какое золото!? Какое сейчас может быть золото!?

— Это просто! — Анна взяла меня за руку. — Ты мне немножко поможешь. Мы справимся вдвоем, ты и я. Мы возьмем его.

Я мягко отдернул руку.

— Нет, — сказал я твердо. — Мне это не нужно.

— Не нужно золото?! Это деньги, много денег, на всю жизнь хватит!

Я молча помотал головой.

— Деньги — это свобода! Ты будешь свободным человеком! Можешь ехать, куда угодно, жить, где угодно!

— Я и так свободный человек. Ехать хочу домой, с Дедом и Иваном.

— Ты не понимаешь…

— Извини, — твердо сказал я. — Нужно догонять остальных.

21

Когда мы вышли к океану, уже наступило утро. Дневной свет не мог пробить тучи, лишь немного рассеял темноту. За сутки, пока нас не было, Пляж изменился до неузнаваемости. Прямо посередине образовалась коричневая река шириной с Фонтанку, вместо крутого обрыва — завалы принесенных грязевым потоком сверху обломков деревьев.

Вдоль всего Пляжа тянулись толстые канаты — от траулера до «Колоколен» и от скал вдоль обрыва. Это походило на гигантский струнный инструмент, циклопическую арфу, вокруг которой суетились мелкие фигурки — несколько подростков по колено в грязи привязывали обтянутые брезентом ловушки.

Под натиском грязи попятился даже океан, он стал коричневого цвета, насколько хватало глаз. Прибой превратился в вязкое болотное колыхание. Уровень воды заметно прибавился, как во время самого большого прилива.

Под боком у ржавой громады «Эклиптики» нельзя было не заметить знакомый катерок, белизна которого резала глаз среди разливов грязи. Это был катер Камачо.

Сам Камачо возник перед нами, едва мы ступили на обрыв, словно выпрыгнул из-под земли. В заляпанных грязью сапогах и с крысиной ухмылкой на лице.

Удостоив нас высокомерным кивком, он обратился к Деду:

— Видите, капитан, я — человек слова. Ваши люди живы и здоровы. Надеюсь, что вы тоже — человек слова. Груз готов. Погрузку начинаем прямо сейчас. Окей?

Дед утер нос и процедил:

— Окей!

Камачо показал желтые зубы, приложил два пальца к козырьку и исчез.

Только сейчас я заметил еще одну новую деталь пляжного ландшафта — рядом с грудой хлама, вытащенного с «Эклиптики», возвышалась аккуратная пирамида мешков, накрытая сверху брезентом. Я догадался, что это были те самые мешки, которые выгружали из грузовиков, когда я случайно натолкнулся в лесу на Леона и его людей.

— А что за груз? — первым поинтересовался Иван. — И что тут делает Камачо? Он теперь наш друг?

— Я не знаю, что за груз, — мрачно ответил Дед. — Накладных мне не предъявляли. И вопросов сказали не задавать.

— Наркотики, наверное, — простодушно заметил Иван.

Услышав про наркотики, Манкевич засуетился.