Эль-Ниньо - [28]

Когда мы вытащили лодку на песок, рыбаки побрели с пустыми корзинами в Деревню, а я окликнул Хосе.

— Но песка, сори! — начал я свою речь. Быстро отдав дань иностранным языкам, перешел на русский. Есть такой способ, обкатанный мной и моими товарищами с «Эклиптики» еще в Панаме — если очень настойчиво и убежденно говорить по-русски, местные жители тебя в конце концов поймут. Какое тут может быть научное объяснение — не знаю, но это срабатывало много раз. Главное, усиленно жестикулировать и время от времени все-таки вставлять какие-то испанские и английские слова, неважно, к месту или нет. — Ты думаешь, это я виноват? — я прижал руки к груди. — Нет! Ноу! Тут дело в другом. Я сейчас объясню. Это такое явление — Эль-Ниньо. Ты должен знать, это же вы его так назвали. Нет рыбы, случается такое раз в восемь лет примерно. Приходит, венире, кам, аррива… Ун моментито! Я поднял валявшуюся под ногами палочку и принялся писать на песке годы Эль-Ниньо: 1983, 1975, 1967, 1959, 1952, 1945, 1937. Все повторял: «Эль-Ниньо. Эль-Ниньо…», и продолжал писать: 1929, 1921… Так увлекся, что даже не заметил, как Хосе нагнулся, передо мной возникла его смуглая рука. Он подчеркнул 1945 год.

Я замер и поднял глаза на Хосе.

— Эль-Ниньо?

— Си, — кивнул Хосе.

Кровь ударила мне в голову. Вот оно!

— Я ученый! — ткнул я себя в грудь. — Я это изучаю. Ун моментито! — я достал из кармана бланк отчета, в который заносил результаты измерений.

— Вот! — я протянул бланк Хосе. — Изучаю Эль-Ниньо!

Хосе взял бумажку, внимательно осмотрел ее с разных сторон, потом вернул обратно.

— Ун моментито! — повторил он мои слова, через плечо произнес короткую фразу Альваро, который дожидался старшего брата в сторонке, тот сразу же припустил в сторону Деревни.

Я продолжал внутренне ликовать. 1945 год! Наверное, это было аномально сильное Эль-Ниньо, раз о нем знает даже подросток полвека спустя. Серьезных научных исследований тогда наверняка не проводилось никаких, тем ценнее получается информация. Если поговорить со стариками из Деревни, они смогут припомнить и другие годы, когда Эль-Ниньо бушевало по-настоящему. А значит, можно будет уже составить статистическую последовательность, вычислить, с какой периодичностью происходит усиление, а это уже первый шаг к возможности прогнозирования. Нужно только поговорить с кем-нибудь из деревенских постарше.

Едва я успел подумать об этом, как на краю обрыва показался Альваро, и не один — на плечо мальчика опирался старик с длинными седыми волосами, развевавшимися по ветру. Постояв немного, старик начал спускаться по тропинке, ступая медленно, но твердо. Он был высок ростом, чувствовалось, что еще крепок. Одет он был в выцветший военный френч.

Спустившись, старик и Альваро остановились в нескольких метрах от нас с Хосе. Я шагнул вперед, чтобы поприветствовать их и пожать руку, но старик сделал предупреждающий жест, чтобы я оставался на месте.

Он вперился в меня слезящимися светлыми глазами. Даже на расстоянии грозный взгляд из-под седых мохнатых бровей производил сильное впечатление. На индейца он был не похож, и на латиноамериканца тоже. Черты лица были скорее североевропейскими, бледная морщинистая кожа, мощный прямой нос. Воцарилось молчание. Я понял — от меня ждут, что я заговорю первым. Мне было несложно.

— Буэнос диас! — начал я.

В ответ мне даже не кивнули. Хосе подошел к старику, шепнул что-то на ухо и показал на вереницу годов, написанную на песке. Цифры мы уже порядочно затоптали, я снова взял палочку и написал крупно: 1945.

Хосе снова зашептал ему на ухо, я понял, что он говорит о бланке с результатами измерений, который был у меня в руках. Я с готовностью протянул листок. Старик не пошевелился, продолжая сверлить меня глазами.

— Мучо импортанто! Очень важно. Сейчас все объясню. Эль-Ниньо… — я принялся чертить на песке оси координат, по одной температура, по другой время. Увидев скрещенные оси, старик вдруг издал громкий каркающий звук, указал на меня длинным пальцем и выкрикнул:

— Манфраваль!

Я опешил.

— Но компрандо!

— Манфра валь! — повторил старик отчетливее. — Манфраваль!

Я всмотрелся в его слезящиеся глаза и понял: он — сумасшедший. В подтверждение моей догадки старик захохотал кашляющим безумным хохотом.

— Манфраваль! — продолжал он выкрикивать. Хосе вцепился в него и пытался успокоить.

— Вы, наверное, меня с кем-то перепутали, — пролепетал я.

Хосе обхватил старика за плечи и с помощью Альваро потащил обратно к тропинке, он то и дело оглядывался на меня с осуждением, словно я был причиной стариковского гнева. Сверху еще долго раздавались выкрики «Манфра валь! Манфра валь!»

Ничего не понимая, я вернулся в Лагерь.

— Поймали что-нибудь? — поинтересовался Шутов.

— Нет, — ответил я.

Новость о том, что рыбы нет и готовить ее не надо, кока только порадовала.

— А про продукты спросил?

— Про какие еще продукты?

— Ну, хлеб там, овощи свежие, молоко. А может, у них пиво есть?

— Нет у них пива, — сказал я.

— Врут, поди, — вздохнул Шутов.

Вечером дети на Пляж не пришли. Уже стемнело, пора было начинать приготовления к сеансу, но никто так и не появился.

— Где же твои зрители? — спросил Дед. Он сразу заподозрил что-то неладное.