«Эль Гуахиро» - шахматист - [81]

— Ну, что? Ни от Павона, ни от «Гуахиро» ничего нет?

— Приказано передать на словах. Майор Павон выходил на связь с дежурным. Толком и сам не мог объяснить, но сообщил, что из-за непредвиденных обстоятельств вынужден немедленно приступить к вооруженному захвату диверсантов. Обещал вскоре снова доложить обстановку.

— Какое невезение! Идите к машине, капитан, и не отлучайтесь от радиотелефона.

— Слушаюсь! И еще, полковник, за дверью этой комнаты вас ждет Роберто Веласкес.

Начальник Госстанции защиты растений был мрачен.

— Полковник Родригес! — воскликнул он вместо приветствия.

— Доброе утро, Роберто.

— Мало доброго, полковник! В тот день, когда я выехал в Ольгин по первому сигналу, советский специалист Владимир Александров вместе с одним нашим энтузиастом за двое суток установил по всему побережью северо— и юго-востока острова споровые ловушки, направленные против ветров, идущих к нам на остров. Прошла неделя. Ни в одной из ста двадцати пяти ловушек спор не обнаружено. А вот это нашли ваши сотрудники в мусорном ящике отеля «Каса-Гранде» в Сантьяго-де-Куба. Там были туристы из Канады, США и Франции. — Веласкос протянул Родригесу металлический цилиндр, на котором было написано по-русски: «Дезодорант для мужчин, фавн-табак. Поллена — Варшава. Дезодорант содержит добавку композиций душистых веществ типа табак».

— Объясните, Роберто.

— При исследовании снятых со стенки остатков содержимого обнаружены споры «пукцинии эрианти».

— Вот оно что!

— Более того, полковник, было проведено совещание совместно с советскими специалистами, находящимися в настоящее время на Кубе. Среди них оказались и фитопатологи, знакомые с ржавчиной пшеницы. Выходит, что споры бурой ржавчины пшеницы никогда не залетали с территории США ни в Европу, ни в Азию, ни на территорию СССР. Об этом прежде всего свидетельствует различный набор генов вирулентности в европейских и американских популяциях ржавчины. Известно, что даже популяции с западных и восточных склонов Кордильер, например, различны. Все советские товарищи в один голос заявили, что обширные водные пространства всегда служили хорошим средством изоляции. Так что приходится признать: разглагольствования о направлении ветров с африканского континента к нам но иначе, как дело определенно заинтересованных кругов на Севере. Теперь о самом больном. Подсчитан приблизительный ущерб, полковник. Он выразится в сумме восемьсот-восемьсот пятьдесят миллионов долларов! И еще, Флавио Баррето в эту пятницу подал заявление об отставке. Просит разрешения поохать учиться во Францию или СССР.

— Вот как! — Родригес задумался, — Плохие наши дела.

— Нет нам спокойной жизни. Вот я и пришел к выводу, что любая страна, возделывающая площади моногенными по устойчивости сортами любой сельскохозяйственной культуры, живет на грани голодной смерти. Пример с кофе, какао, кукурузой, а теперь и тростником.

Педро Родригес вопросительно смотрел на своего собеседника.

— Есть у меня на Госстанции один человек, Он и его друг из Института сахарного тростника учились в Советском Союзе. Я призвал их, и выяснилась картина, возможно, не совеем точная по цифровым данным, но верная в принципе.

— Ну? Не может быть! Не могу поверить.

— Если это не так — хорошо! А вдруг! Вот я и думаю посоветоваться с вами, каким образом лучше поделиться печальным опытом…

— Немедленно составляйте короткую, но толковую записку, и мы вместе с вами поедем в ЦК. Об этом надо сообщить в Москву по партийным каналам. Действуйте, Роберто! Я скажу вам: дружбу ничто так не скрепляет, как несчастье. Дружба в застолье — праздное времяпрепровождение. В беде она только и проявляет себя. До встречи, Роберто! И в следующий раз обращайтесь ко мне просто по имени. И домой ко мне заезжайте запросто, как друг!

Родригес остался один, постоял с полминуты и решительно набрал номер телефона. На другом конце провода ответили.

— Компаньеро заместитель министра, говорит полковник Родригес.

— Что так официально, Педро?

— Как бы это сказать? Вопрос щекотливый. Флавио Баррето тяжело переживает свою оплошность, подал в отставку, просит разрешения пойти учиться. Да, у министра — он сам мне об этом говорил — лежит на подписи представление о присвоении мне очередного звания. Прошу тебя, отзови представление.

— Педро, что происходит?

— Я серьезно! Полагаю, что это само собою разумеется. А если вдруг подпишет — мне будет не по себе. Пойми меня правильно!

— Ладно! Поживем, увидим. Вечером загляни ко мне, расскажешь, как проходит Международный трибунал, и вместе будем ждать новостей от Павона. — И заместитель министра положил трубку.

Когда полковник Родригес вернулся в зал, выступал Николае Альберто Сиргадо Риос, сотрудник Министерства внутренних дел Кубы, которого внешне можно было принять одновременно за среднего филадельфийца, лондонца и парижанина. Он рассказывал, как, находясь по коммерческим делам в Лондоне, был завербован офицером ЦРУ, полковником Гарольдом Бенсоном.

— Главная миссия, которую возложило на меня ЦРУ, заключалась в том, чтобы я давал им информацию обо всем, что происходит у нас в высших правительственных и партийных кругах. Их интересовали биографические данные, привычки и слабости руководителей революции. Основной целью был компаньеро Фидель Кастро. Бенсон подчеркнул, что идеологическая работа по расколу политического сознания руководящих работников и воспитанию у них антисоветских настроений оценивается и оплачивается в ЦРУ особенно высоко. Одним из конкретных заданий был приказ ЦРУ установить в кабинете компаньеро Османи Сьенфуэгоса микропередатчик. ЦРУ необходимо было иметь точные сведения о планируемых поездках Фиделя Кастро за границу, чтобы там организовать покушение на него. И я установил этот микропередатчик, только ЦРУ получило хорошую дезинформацию!