Экзотики - [44]

Весной, при началѣ скачекъ въ Лоншанѣ, съ Діаной случилось нѣчто необыкновенное, нѣчто имѣющее огромное значеніе въ жизни, нѣчто въ родѣ производства въ генералы какого-нибудь юнаго полковника. Имя «Diane d'Albret» появилось въ числѣ не болѣе десятка другихъ именъ крупнѣйшихъ звѣздъ.

На страницахъ «Figaro» было сказано мало, но было обронено одно слово, одно названіе, одинъ эпитетъ, — одно слово, говорящее больше, чѣмъ сто строкъ. Царь французской дисциплинированной прессы заявилъ, что на скачкахъ были замѣчены слѣдующія demi-mondaines… И въ числѣ десятка именъ было имя d'Albret. Быть названной не актрисой и не diseuse, а громкимъ титуломъ: demi-mondaine — было само по себѣ крайне важно, а быть вдобавокъ названной такъ на страницахъ властнаго «Фигаро» было просто патентомъ на всю жизнь, дипломомъ, дающимъ возможность составить себѣ блестящее общественное положеніе и крупное состояніе.

Разумѣется, все это случилось, благодаря тому, что русскій князь продалъ одно изъ своихъ маленькихъ имѣній. Онъ не хотѣлъ дѣлать долговъ въ Парижѣ, хотѣлъ веселиться на чистыя деньги, а поэтому и явилась связь между продажей по дешевой цѣнѣ черниговскаго имѣнія и появленіемъ костюмовъ и брилліантовъ, включившихъ Діану въ число demi-mondaines. Самое же словечко на страницахъ «Фигаро» обошлось въ двѣ тысячи франковъ. Однако, среди лѣта, когда минуло полгода, какъ добродушный хохолъ всюду ежедневно вертѣлся и путался, въ полномъ смыслѣ слова, съ дѣвицей Маріей Крюшонне, онъ началъ уставать, наконецъ выбился изъ силъ и спасся бѣгствомъ въ Россію.

Но Марія была уже — lancée!.. Была — Діаной!

VII

…«L'affaire», которую надо было «vider», предполагавшаяся между Загурскимъ и Френчемъ, всѣмъ извѣстная, отлагавшаяся, затянувшаяся — всѣмъ казалась страннымъ, необъяснимымъ явленіемъ, но «le dessous des cartes» не находилъ, никто.

— Cherchez la femme! — сказалъ кто-то, — но всѣ смѣялись этому. Въ данномъ случаѣ женщины не было, или было двѣ, у каждаго — своя.

Кромѣ того, всѣмъ непосвященнымъ въ тайну между тремя женщинами о предположенномъ и несостоявшемся бѣгствѣ Эми изъ дому, чтобы вѣнчаться, — казалось просто неприличнымъ, что поединокъ былъ отложенъ. Когда же Френчу уже не было мотива оттягивать дѣло, Загурскій пожелалъ отсрочку.

— Tout èa est louche! — восклицали многіе.

Наконецъ, былъ секретъ, или тайна, еще для трехъ лицъ: Френча, баронессы и графини… Они не знали, что вдругъ остановило Эми, наканунѣ вечеромъ твердо рѣшившуюся бѣжать въ Англію и вѣнчаться… Разумѣется, о Рудокоповѣ никто изъ нихъ не могъ подумать, а самъ Адріанъ Николаевичъ былъ не изъ тѣхъ людей, чтобы обмолвиться или выдать себя чѣмъ-нибудь.

Онъ даже Дубовскому не сказалъ ни слова о своемъ вмѣшательствѣ и успѣхѣ. Только горничной Эми онъ снова обѣщалъ сто франковъ за то, чтобы слѣдить за барышней, и если чуть что окажется сомнительное, тотчасъ же увѣдомлять его. Онъ хорошо зналъ Эми и любилъ ее именно за правдивость и честность натуры, но въ данномъ случаѣ, въ дѣлѣ любви, онъ не довѣрялъ ей вполнѣ.

— Говорятъ, въ любви, — разсуждалъ онъ, — самые умные люди дѣлаютъ глупости, самые честные — подлости, самые добрые — жестокости. Оттого-то вотъ и хорошо, что ты, Адріанъ, на эту водобоязнь неспособенъ. Та женщина, которая тебя цапнетъ, еще не родилась, да и не родится по всей вѣроятности.

Эми теперь сама была рада, что Рудокоповъ остановилъ ее въ роковую минуту.

«Это еще всегда успѣется»! — повторяла она. — Лишь бы дуэль разстроилась, или благополучно кончилась.

Вмѣстѣ съ тѣмъ, Эми была печальна. Она подозрѣвала, что Френчъ избѣгаетъ встрѣчаться съ нею. Если онъ не бывалъ у нихъ въ домѣ, такъ какъ Дубовскій не приказалъ его принимать, и если онъ не являлся у общихъ знакомыхъ изъ нежеланія встрѣтить Загурскаго, то онъ могъ все-таки что-либо устроить, чтобы видѣться. Но онъ даже на депеши ихъ семафора при помощи платковъ больше не отвѣчалъ ей.

И дѣйствительно, Эми была права. Френчъ умышленно избѣгалъ видѣться съ того дня, когда она должна была бѣжать съ нимъ и вдругъ не рѣшилась.

Это было со стороны англичанина, конечно, не капризъ, даже не месть, а простой разсчетъ.

«Если она меня любитъ серьезно, — разсудилъ онъ, — то лучше не видаться. Если же не любитъ, то я ничего не теряю. Если любитъ, то, измучившись отъ разлуки и неизвѣстности, она уступитъ и сдастся».

Между тѣмъ, Загурскій по неволѣ оттягивалъ дуэль. Онъ не хотѣлъ драться, не устроивъ предварительно свои дѣла. Дѣла графа были простыя — долги, требующіе уплаты. Онъ долженъ былъ въ Парижѣ кругомъ, отъ портного и куафёра до кондитера и газетчика, ежедневно въ полночь приносившаго «Le Soir».

Графиня Нордъ-Остъ уже догадывалась, что графъ будетъ у нея просить денегъ, и приняла свои мѣры, а кромѣ того обратилась съ просьбой и къ другу баронессы.

Дѣйствительно, дня черезъ два послѣ несостоявшагося побѣга Эми, Загурскій пріѣхалъ къ графинѣ вечеромъ сумрачный и, помолчавъ съ полчаса за чашкой чая, наконецъ выговорилъ досадливо:

— Имѣю дѣло, Кора… до тебя… ты догадываешься?..

— Говорите, — отозвалась она, зная, о чемъ рѣчь.

— Деньги, Кора. Нужна сумма… Передъ дуэлью люди порядочные платятъ свои жалкіе долги. Крупные уплатятъ родственники, наслѣднику, если… Ну, если отправишься въ Елисейскія-Поля. А мелочь, т.-е. всякіе fournisseurs, не имѣютъ векселей, мною подписанныхъ, и могутъ все потерять. Это была бы подлость.