Экзистенциальная психология - [96]

Что касается маниакально-депрессивного психоза, то я отсылаю читателя к моим исследованиям, описанным в "Скачке идей"[277], а также к исследованиям разнообразных форм депрессивных состояний, проведенных Ю. Минковски[278], Эрвином Страусом и фон Гебсаттелем. Хотя они и не являются экзистенциально-аналитическими в полном смысле этого слова, однако они были выполнены согласно эмпирико-феноменологической традиции. Упоминая Минковски, мы должны с благодарностью признать, что он был первым ученым, который ввел феноменологическое направление в психиатрию в практических целях. Особенно плодотворным оказалось использование феноменологии в области шизофрении[279]. Я бы еще хотел упомянуть работы Эрвина Страуса и фон Гебсаттеля, посвященные компульсиям и фобиям, и более позднюю работу Франца Фишера "Пространственная и временная структура существования у людей, страдающих шизофренией" (Franz Fisher, Space and Time Structure in the Existence of the Schizophrenic). Использование экзистенциально-аналитического мышления можно найти в прекрасных исследованиях фон Гебсаттеля "Мир компульсивного"[280] (Von Gebsattel, The World of the Compulsive) и Роланда Куна "Интерпретация маскировок в тесте Роршаха" (Roland Kuhn, Interpretations of Masks in the Rorschach Test, 1945).

Экзистенциальный анализ необходим не только для углубления нашего понимания психозов и неврозов, но и для психологии и характерологии. Что касается характерологии, то здесь я ограничусь анализом скупости. Считается, что скупость заключается в том, что человек упорно продолжает оставаться в состоянии потенциальности, в "борьбе против реализации", и зависимость от денег можно понять только с этой стороны (Эрвин Страус). Но это слишком рационалистическое объяснение. Скорее, мы должны анализировать существование и миро-проект скупого человека; должны исследовать, какую основу для скупости дают миро-проект и миро-толкование, или каким образом то-что-есть (Seiende) доступно жадному человеку.

Наблюдая за поведением скупого и читая описания о нем в литературе (произведения Мольера и Бальзака), мы обнаруживаем, что его в первую очередь интересует наполнение, а именно, наполнение "золотом" чемоданов и коробок, чулок и сумок; а отказ тратить и желание сохранять деньги – вторичны. "Наполнение" – это априорная или трансцендентальная связь, которая позволяет нам соединить испражнения и деньги через общий знаменатель. Только она дает психоанализу эмпирическую возможность рассмотрения денежной зависимости как "происходящей" из удержания испражнений. Но удержание испражнений ни коим образом не является "причиной" жадности.

Упомянутые выше пустые пространства созданы не только для того, чтобы их наполнили, но также и для того, чтобы там можно было спрятать их содержание от глаз других людей. Скупой человек "сидит" на своих деньгах "как курица на яйцах". (Мы можем многое узнать из идиоматических выражений, так как язык развивается скорее феноменологически, чем дискурсивно.) Удовольствие от траты денег, от процесса их отдачи, возможно только в дружеских отношениях с другим человеком, заменяется удовольствием от тайного созерцания, перебирания, касания, как физического, так и умственного, подсчитывания золота. Таковы тайные оргии скупца, к которым можно добавить вожделение блестящего, сверкающего золота, так как это единственная искорка жизни и любви, которая осталась у скаредного человека. Преобладание заполнения и соответствующей ему полости указывает на нечто "подобное Молоху"[281] в таком мире и существовании. Это, естественно, несет с собой (согласно единой структуре бытия-в-мире) определенную подобную Молоху форму "я"-мира, а в этом случае особенно форму мира тела и мира сознания, как было правильно подчеркнуто психоанализом. Что касается временного характера, то само упоминание того, что кто-то может быть "жадным до времени" доказывает, что время скупца имеет пространственный характер в смысле Молоха, поскольку маленькие отрезки времени постоянно экономятся, накапливаются и ревностно охраняются. Из этого следует неспособность "отдавать время". Конечно, все это подразумевает потерю возможности истинного или экзистенциального временного характера, возможности взросления личности. Отношение жадного человека к смерти, которое здесь, как и во всех экзистенциально-аналитических исследованиях, имеет огромное значение, в этом контексте может не обсуждаться. Оно тесно связано с его отношением к другим людям, а также с недостатком любви[282].

Таким же образом, как мы исследуем и понимаем черты характера, мы исследуем и понимаем то, что в психиатрии и психопатологии в общем называется чувствами и настроениями. Чувство или настроение не описывается надлежащим образом, как и не описывается, как человеческое существование, которое его имеет или в нем находится, присутствует в-мире, "обладает" миром и существует. (См. в моей работе "Скачка идей" описание оптимистических настроений и чувств оживленного веселья.) Что здесь следует рассмотреть помимо временного и пространственного характера, тени, света, материальности, так это прежде всего динамику данного миро-проекта. Все это можно исследовать как через индивидуальные вербальные проявления, так и через метафоры, поговорки, идиоматические выражения и с помощью языка писателей и поэтов. Идиоматический язык и поэзия – это неисчерпаемые источники для экзистенциального анализа.