Экзистенциализм. Период становления - [11]

Третий базовый миф, неразрывно связанный с двумя первыми, рационалистическим и сциентистским, – это прогрессистский. Бездумная вера в прогресс. (А как ехидно говорил Ницше: «Прогресс – идея современная и, следовательно, ложная».) Что такое «прогресс», все понимают по-разному. Просветители, марксисты, гегельянцы, позитивисты – все по-своему. Но одно связано с другим: наука и техника – двигатель прогресса, разум и индустрия – двигатель прогресса. Как писал Вольтер: «Все может стать благим – вот наше упованье!» Все идет неизбежно, как паровоз по накатанным рельсам, в хорошую сторону: от тьмы к свету, к добру, счастью, справедливости. Как пелось в советской песенке: «Завтра будет лучше, чем вчера!» Этот процесс можно немного подтолкнуть, ускорить (помните «прогрессоров» в фантастике Стругацких?), а можно подождать. Но все неизбежно будет хорошо, потому что прогресс не остановить! Разум не остановить! Науку не остановить!

Итак, вера в разум (рационализм), вера в науку (сциентизм), вера в прогресс (прогрессизм) как в нечто само собой разумеющееся и фатальное – вот credo, вот мифологический символ веры просвещенного европейца XIX столетия. Это очень опасный и жутковатый комплекс идей, потому что человеку в нем совсем не остается места. Это самоуспокоенность, самодовольство. Вера в прогресс, вера в науку, вера в разум как нечто само собой разумеющееся, неизбежное. Как вы понимаете, это обессиливает личность, лишает ее ценности и смысла, снимает с нее выбор. Это «общие места», топосы для всей философии и культуры XIX века, нечто несомненное.

И когда изредка появлялись такие странные люди, как Ницше, Достоевский и Кьеркегор, которые говорили: мы живем на вулкане, мир колеблется, все трясется, и необходимо пробудить в самодовольном мещанине чувство трагического, осознание того, что жизнь – это непредсказуемая авантюра с неизбежным трагическим исходом», – им презрительно отвечали: «Вы с ума сошли! Вы – мракобесы! Как можно не верить в науку, не верить в разум, сомневаться в поступи прогресса?»

И вот наступил ХХ век, век бесповоротного краха Нового времени, его базовых ценностей, аксиом и смыслов. И все начало вдруг рушиться. Как вы знаете, ХХ век наступил в августе 1914 года, с пушками и залпами Первой мировой войны. Наступил как понятие духовное, а не хронологическое. Сложный вопрос, когда он закончился? Одни считают, что в 1989 году, с распадом советского блока: другие считают, что в 2001 году – с 11 сентября. Не будем сейчас говорить о том, когда и чем закончился ХХ век. Но важно и бесспорно, когда он начался. В августе 1914 года. И начался тотальный кризис. Все пошло вразнос. Новое время с его мифами начало сыпаться, как карточный домик. (Позже Адорно горько спросит: как можно писать стихи или философствовать в мире после Освенцима?)

Чуть раньше августа 1914 года начался кризис в святая святых Нового времени – науке: на грани XIX–XX веков рухнула механистически-детерминистская картина мира. Атом оказался делимым. Появились Планк и Эйнштейн, замаячила теория относительности. Вся реальность стала зыбкой, мир «поплыл», начал уходить из-под ног и дематериализовываться. Параллельно с этим под натиском индустриально-капиталистического катка окончательно рушится традиционное общество. Человек выбит из всех прежних социальных связей. Рухнули община, большая семья, традиционная мораль и коллективная солидарность. Начинается мировая война. Миллионы людей гибнут непонятно за что, другие десятки миллионов ранены или изгнаны. Гуманизм, пацифизм, европоцентризм, интернационализм оказываются пустыми и никчемными, бессильными фантомами. Буржуазные либералы верили, что в Европе большая война невозможна, марксисты верили, что, поскольку «у пролетариев нет отечества», рабочие разных наций не будут убивать друг друга. Но все оказалось иначе! Возникают людоедские тоталитарные режимы: фашизм, большевизм, нацизм. И продолжать верить в прежние идеалы и догмы (и твердить, что «разум победит», «прогресс неизбежен», а «человек – это звучит гордо») может только законченный идиот. Это век глубочайшего крушения идеалов и ценностей модерна.

И возникающий экзистенциализм, с одной стороны, как и всякая философия, отражает этот кризис, а с другой – делает попытку и ищет возможность ему противостоять. Это попытка противопоставить что-то ситуации, когда все рушится. Всерьез экзистенциализм возникает между мировыми войнами, и это очень симптоматично. Осмысливается духовный опыт Первой мировой войны и всего, что за ней последовало. Философия, конечно, не знает границ. Философия вечна и по сути своей космополитична, общечеловечна. Но есть такая вещь, как национальные культуры, национальные традиции и национальное разделение труда. Поэтому, будучи частью национальных культур, философия несет на себе некоторый их колорит. Немцы – это, несомненно, самый философский народ Нового времени, за последние 300 лет они породили больше всего фундаментальных философских идей. Перефразировав Евтушенко: «Философ в Германии – больше чем философ!» Если можно так выразиться, с XVIII по ХХ век Германия – несомненный мировой центр философии, достойный наследник мудрости Эллады. Ясперс и Хайдеггер разрабатывали экзистенциализм основательно, глубоко, фундаментально. У них, говоря словами гениальных «Скифов» Блока, «сумрачный германский гений».