Экзамен на зрелость - [3]

Не проходим и километра, как дорогу преграждает высокая, густо поросшая разнотравьем и лесом сопка, весьма поэтически названная «Любовь». Запрокидываем головы и смотрим вверх. По отвесному склону еле заметными зигзагами пролегла тропа с подвешенными вдоль неё канатами. Издали они кажутся ниточками. Довольно бодро лезем вверх, но, не взобравшись и до половины, понимаем: подъём предстоит сложный. Приходится карабкаться, подтягиваясь на руках. У самой вершины чувствую, что сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди. Словно в лихорадке дрожат руки, ноги подкашиваются. Последние шаги — и, закрыв глаза, приваливаюсь к толстому стволу пихты. Несколько секунд не могу отдышаться. Потом смотрю вниз. Белеет прибой, пеной, словно кружевом, оторочив берег. Перевожу взгляд на соседнюю пихту. Что это? На толстом стволе вырублено:

«С лёгким паром, товарищ!»

Я не в силах сдержаться и хохочу до слёз. До чего же неунывающий народ пограничники!

БЕССМЕННЫЕ ЧАСОВЫЕ

Неподалёку от заставы на высоком берегу, у самой тропы стоят два деревянных обелиска со звёздочками из жести, обнесённые высокой зелёной оградой. Они слышат шум близкого прибоя, видят зеленеющие вокруг сопки, синеву дальневосточного неба. Каждую ночь провожают они пограничников в наряды, каждый день встречают солдат поутру. А те, проходя мимо, умолкают и подтягиваются, крепче сжимают оружие, твёрже ставят ногу. Солдаты, геологи, рыбаки — все, кто идёт по этой узкой тропе, помнят, что в 1953-м две матери не дождались сыновей с далёкой курильской границы, что в один из вьюжных зимних дней двое не вернулись на заставу.

Выполняя срочный приказ, Андрей и Геннадий прошли в тот день 36 километров по заснеженным скалам и ледяным торосам. На обратном пути, промокшие и обессиленные, в пяти километрах от заставы они были застигнуты пургой. Связь прервалась. Поиск, организованный в ту тревожную ночь, ничего не дал.

Они ушли из жизни молодыми, охраняя дальневосточную границу. Ушли, чтобы люди спокойно жили в Донбассе, на Кубани, в Москве.

Знакомя молодых солдат с участком, начальник заставы непременно скажет: «Левый фланг заставы начинается у двух могил».

Молодой солдат, повторяя приказ командира, торжественно произнесёт: «Слушаюсь принять под охрану участок государственной границы от могил до сопки „Разлука“».

А тёмной беззвёздной ночью, когда колючий ветер скрипит лиственницами, когда от страха глаза велики и молодой солдат крепче сжимает оружие и тревожно оглядывается назад, старший наряда Мулев остановится у могил и скажет:

— Это наш участок, запоминай. Сейчас тропа начнёт круто подниматься в сопку. Лес всё время должен оставаться слева. Хорошим ориентиром служит линия связи. Наша задача: перекрыть участок от могил до вершины сопки. Понял? — А потом повернётся к напарнику и спросит: — Сколько нас на участке?

— Ну, двое, — растерянно ответит солдат.

— Не двое, а четверо, — поправит ефрейтор. — Мы с тобой и Андрей с Геннадием. Это тоже запомни, пригодится.

Кивнёт в ответ младший наряда и двинется вслед за Мулевым. Но наутро, возвратившись из наряда, поделится с одногодком сомнениями.

— А ты разве ничего не знаешь? — удивится товарищ. — Ну, брат, об этом все говорят. Прошлой зимой Мулев возвращался из наряда. Вот их пурга и прихватила неподалёку отсюда. Сбились с лыжни, потеряли ориентировку, кружили около заставы часов пять, пока Мулев не наткнулся на что-то! Лыжей зацепился. Смотрит — звёздочки. Сориентировался по ним и спустился прямо к заставе. С тех пор он и говорит каждому, с кем выходит в наряд, что на участке их не двое, а четверо. Вот какая история.

В ПУРГУ

Лошадь делает несколько отчаянных рывков, пытаясь выбраться из снежного плена, и проваливается по грудь. Я сползаю с седла, солдаты останавливаются. Ветер бьёт, кружит, слепит снежными хлопьями, валит с ног. День, но темно так, что мы едва различаем друг друга, хотя и находимся почти рядом.

Пробиваться по снежной целине да ещё в такую погоду безрассудно, решаю я. Надо отыскать берег и по его линии двигаться на север до самого посёлка.

Пытаюсь сориентироваться. Пурговой ветер — всегда северный. Если дует в лицо, справа обязательно должно быть море. Я знаками объясняю, что двигаться надо вправо. Бредём по пояс в снегу, таща за собой лошадь. Она упирается, грызёт удила. Снег на лице тает и стекает за ворот. Промокшая одежда липнет к телу. Нестерпимо хочется пить. Открываю рот и ловлю горьковатые белые хлопья. Идти с каждым шагом всё труднее и труднее, но останавливаться нельзя. Остановка значит конец. Хотя бы на миг прекратилась эта неразбериха. Где же всё-таки берег? Что он. сквозь землю провалился?

Прибой, закрепощённый снежной шугой, молчит. Зато ветер воет так, что в ушах звенит, как после полёта в самолёте. И вдруг снегу становится меньше.

Наконец-то! Мы веселеем и прибавляем шагу.

Неожиданно по колено проваливаюсь в воду — море!

Останавливаемся, выстраиваемся в походную колонну: впереди — я с лошадью, сзади — невысокий крепыш Герасимов, щуплый Попов и здоровяк Мамонов. Нагибаюсь, разгребаю шугу. Она почему-то убегает влево. Откуда здесь взяться течению? Так это же речка. Начинаю двигаться вниз по течению: на острове все реки выводят к морю. Продвигаемся медленно, хотя ветер дует слева и идти сравнительно легко. Надо экономить силы. Наконец добираемся до берега моря. Поворачиваем и по самой кромке прибоя шагаем навстречу ветру.