Экзамен на профпригодность - [56]

— Хм, — прокомментировала императрица, когда Сергей поделился с ней своими соображениями, — Питер, а ты случаем не забыл, что император тоже дворянин, только самый высший в России?

— Честно говоря, почти забыл, — признался его величество. — Но ничего страшного я здесь не вижу. Старший сын царя даже по действующему закону о престолонаследии вовсе не обязательно станет императором. Ему для этого надо доказать отцу, что он достоин встать во главе России. Ну, а пункт насчет общественного одобрения конкретно для императоров можно объявить недействительным. В конце концов, должны же у наших величеств быть хоть какие-то привилегии! Иначе это получится уже не абсолютная монархия, а хрен знает что.

Глава 21

Ранним утром фельдмаршал Миних с парой десятков сопровождающих его офицеров выехал из села Сергиевского. До Тулы оставалось сорок с небольшим километров, которые всем хотелось преодолеть за один день — долгая дорога из Крыма людям порядком надоела. Да, Тула еще не конец пути, но, пока они воевали с крымчаками и изредка — с турками, до нее наконец-то дотянули линию чугунки. Причем не такую, как от Москвы до Питера, а с более толстыми рельсами, расстояние между которыми было полтора метра. Гонец, встретивший отряд прошлым вечером и сообщивший новость про чугунную дорогу, утверждал, что курьерский поезд на ней разгоняется аж до пятидесяти километров в час! Не сказать, что ему так уж сразу все поверили, и почти никто не понимал, зачем вообще надо мчаться со столь сумасшедшей скоростью, но, по крайней мере, господа офицеры теперь точно знали, что последний отрезок пути они преодолеют с комфортом. Тем более что курьерский поезд состоял не из двух или трех, как на Питерской дороге, а из четырех вагонов.

Последний, четвертый вагон был рестораном — или, если по-старому, то трактиром. Гонец утверждал, что там очень неплохо кормят, причем совершено бесплатно. Правда, ничего спиртного вообще не подают, но вот уж этому никто не удивился. В императорских курьерских поездах так было всегда.

В общем, все было почти прекрасно, и настроение офицеров немного омрачало всего одно обстоятельство — состояние здоровья Миниха. Старый фельдмаршал всю кампанию не давал ни малейшего повода вспомнить о своем весьма почтенном возрасте. Он разъезжал по всем полкам и батальонам, от авангарда до арьергарда, а однажды, когда какой-то совсем очумевший татарский отряд прорвался почти к расположению штаба, вскочил на коня, выхватил свою тяжелую саблю и лично отправил к Аллаху двоих крымцев, один из которых, судя по одежде и оружию, явно происходил из местной знати. Однако по пути в Москву Христофор Антонович простудился, и в Туле его уже ждал специально посланный императором врач. Причем не абы какой, а один из лучших учеников самого Кристодемуса.

Вообще-то фельдъегерь из Москвы сначала ехал, а потом скакал не только для сообщения о том, что в Туле господ фельдмаршала и сопровождающих его офицеров ждет поезд. Он привез два высочайших указа — о присвоении генерал-фельдмаршалу Миниху высшего воинского звания империи — генералиссимус. И о даровании оному титула светлейшего князя Таврического.

Артиллерийский капитан Алексей Аполлонович Братиков попал в свиту Миниха не просто так — как, впрочем, и все сопровождавшие бывшего фельдмаршала, а отныне генералиссимуса офицеры. Христофор Антонович лично отобрал тех, кому было что сказать на совещании по результатам Крымской кампании, которое должно было состояться в Москве в сентябре. Братикову там предстояло сделать доклад об опыте применения тактических мортир, коими он командовал — сначала батареей, а потом и дивизионом.

Капитан не был дворянином и происходил из самых низов. Собственно говоря, от рождения он получил только имя Алексей — во всяком случае, так его звала заменившая маленькому Лешке рано умершую мать старшая сестра Александра. Единственное, что мальчик запомнил из раннего детства, было постоянное чувство голода. Но потом сестру как-то заметила известная ворожея и сводница бабка Настасья и взяла ее в услужение. Понятное дело, братика не бросили на улице, хоть по младости лет его пока ни какому делу приставить было нельзя.

Маленький Леша боялся бабку с того момента, как увидел, хоть и был ей благодарен за то, что они с сестрой перестали голодать. Своим детским разумом паренек чувствовал, что эта старая женщина очень опасна, несмотря на совершенно безобидную внешность. Сестра Александра, увидев его чувства, поначалу над ними посмеивалась, но потом признала, что Анастасию Ивановну действительно есть за что побаиваться.

А в тридцатом году начались самые натуральные чудеса. Бабка вдруг ни с того ни сего оказалась вхожа к самому его величеству императору, да не просто так, а как доверенное лицо. Более того, государю была представлена и Александра, после чего она оказалась в Институте благородных девиц, а ее брат сначала попал в особый приют рядом с Лефортовским дворцом, а оттуда — в кадетское училище. Тогда же он обзавелся фамилией и отчеством, ибо до того как-то обходился без них, будучи всего лишь "Сашкиным братиком". Фамилия без особых изысков была образована от прозвища, а отчество ему и себе заодно придумала Александра — брат с сестрой стали Аполлоновичем и Аполлоновной. На вопрос — а что это за имя, неужели такое есть? — сестра ответила, что имя самое что ни на есть обычное. Не то римское, не то греческое, и в прихожей Лефортовского дворца висит картина, на которой тот Аполлон изображен голышом — наверное, только что из бани. Ничего так мужчина, на рожу довольно приятный и сложения видного. Вот только достоинство у него… ну примерно с твой мизинец, не больше. Так мне с ним не спать, в конце-то концов! А для отчества вполне сойдет.