Экстренный случай - [9]

– И она смирилась?

– Вроде да.

– Что ты написал в истории болезни?

– Ничего. Я не завел карточку.

Я вздохнул:

– Это может выйти тебе боком. Почему ты так поступил?

– Потому что она не была моей пациенткой и не нуждалась в лечении. Я знал, что больше никогда не увижу ее, вот и не стал разводить писанину.

– И как ты собираешься объяснить это полицейским?

– Слушай, – вспылил Арт, – кабы я знал, что по милости этой бабы попаду за решетку, то и вел бы себя иначе.

Я закурил сигарету и откинулся назад, почувствовав затылком холод каменной стены. Мне уже стало ясно, что Арт попал в очень незавидное положение, и даже мелочи, которые при других обстоятельствах показались бы сущим пустяком, сейчас приобретали огромное значение.

– Кто направил ее к тебе?

– Карен? Наверное, Питер.

– Питер Рэнделл?

– Ну да. Он был ее лечащим врачом.

– Так ты даже не спросил?

Это было совсем не в духе Арта.

– Нет. Она пришла под конец рабочего дня, и я был уставший. К тому же она сразу взяла быка за рога. Чертовски прямолинейная девица, никаких тебе хождений вокруг да около. Выслушав Карен, я подумал, что ее прислал Питер, в надежде, что я все растолкую. Ведь делать аборт, вне всякого сомнения, было уже поздно.

– Почему ты так подумал?

Арт передернул плечами.

– Подумал, и все.

Галиматья какая-то. Арт наверняка темнил.

– А других дам из семейства Рэнделл к тебе не направляли?

– Ты о чем это?

– Отвечай.

– По-моему, это не имеет отношения к делу, – отрезал он.

– Как знать.

– Уверяю тебя.

Я вздохнул и запыхтел сигаретой. При желании Арт мог быть чертовски упрям.

– Ладно, – сказал я наконец. – Тогда расскажи мне о девушке.

– Что ты хочешь знать?

– Ты был с ней знаком?

– Нет.

– Случалось ли тебе помогать ее подружкам?

– Нет.

– Ты уверен?

– О, черт! Как я могу быть уверен? Но вряд ли: ей было всего восемнадцать лет.

– Понятно.

Вероятно, Арт был прав. Я знал, что он оперировал только замужних женщин лет тридцати и не связывался с молоденькими, разве что в исключительных случаях. Иметь дело со зрелыми матронами было гораздо безопаснее. Они мыслили более трезво и умели держать язык за зубами. Но я знал и другое: последнее время он стал делать больше абортов совсем юным пациенткам. Арт называл эти операции «выскабливанием соплей» и говорил, что помогать только замужним нельзя. Это, мол, дискриминация подростков. Разумеется, он шутил, но в каждой шутке…

– Как она выглядела, когда пришла к тебе? – спросил я. – Ты можешь описать ее?

– Славная была девушка. Хорошенькая, не дура, не плакса. Очень честная. Пришла, села, сложила руки на коленях и рассказала все как есть. Сыпала медицинскими терминами. «Аменорея» и прочее. Наверное, нахваталась от своей семейки.

– Она нервничала?

– Да, но ведь они все нервничают. Поэтому чертовски трудно проводить дифференциальную диагностику.

Действительно, при отсутствии менструаций, особенно у молодых девушек, надо делать существенную поправку на состояние их нервной системы. Задержки и другие нарушения цикла часто возникают по причинам психологического свойства.

– Это на пятом-то месяце?

– В придачу она прибавила в весе. Пятнадцать фунтов.

– Маловато для точного диагноза.

– Но достаточно для подозрения.

– Ты ее осматривал?

– Нет. Я предложил, она отказалась. Девица пришла делать аборт. Я сказал: нет, и она откланялась.

– Карен говорила о своих планах?

– Да, – ответил Арт. – Пожала плечами и сказала: ну что ж, придется сообщить предкам и обзавестись потомком.

– И ты решил, что она не станет обращаться к кому-нибудь другому?

– Вот именно. Девушка казалась такой умной и /смышленой. И, похоже, поняла, в каком она положении. В таких случаях я всегда стараюсь объяснить женщине, что безопасный аборт невозможен и ей придется свыкнуться с мыслью о грядущем материнстве.

– По-видимому, Карен передумала. Интересно, почему?

Арт усмехнулся:

– Ты когда-нибудь видел ее родителей?

– Нет, – ответил я и тотчас юркнул в приоткрывшуюся лазейку:

– А ты?

Но Арта так просто не проведешь. Он одарил меня вялой улыбкой умного и проницательного человека, отдающего дань чужой сообразительности, и сказал:

– Нет, никогда. Но наслышан о них.

– И чего же ты наслышан?

В этот миг вернулся сержант и с лязгом вставил ключ в замок.

– Время, – объявил он.

– Еще пять минут, – попросил я.

– Время!

– Ты говорил с Бетти? – спросил Арт.

– Да. Все хорошо. Я позвоню ей и скажу, что ты жив-здоров.

– Она волнуется.

– Джудит побудет с ней. Все утрясется.

Арт грустно улыбнулся:

– Извини за причиненное беспокойство.

– Никакого беспокойства, – я взглянул на стоявшего в дверях сержанта. – У них нет оснований задерживать тебя. К полудню ты выйдешь отсюда.

Сержант сплюнул на пол. Я пожал Арту руку и спросил:

– Кстати, где тело?

– Наверное, в Мемориалке. Или его уже увезли в городскую.

– Я выясню. Не волнуйся ни о чем.

Я вышел из камеры, и сержант запер дверь. В коридоре он не проронил ни слова, но, когда мы вошли в дежурку, сказал:

– Вас хочет видеть капитан.

– Хорошо.

– Ему не терпится малость поточить лясы.

– Что ж, ведите меня к нему, – ответил я.

3

Табличка на двери сообщала: «Отдел по расследованию убийств», а под ней на картонке печатными буквами было выведено: «Капитан Питерсон». Капитан оказался крепким коротышкой с седыми волосами, подстриженными под «ежик», движения его были проворными и точными. Когда Питерсон обошел вокруг стола, чтобы приветствовать меня, я заметил, что он хромает на правую ногу. Он даже не пытался скрыть этот изъян, а, напротив, подчеркивал его, громко шаркая носком по полу. Солдаты и легавые обычно гордятся своими увечьями. Нетрудно было догадаться, что Питерсон пострадал при исполнении служебного долга. Я попробовал угадать, что с ним стряслось. Скорее всего, нарвался на пулю: ножевое ранение в голень – большая редкость.