Экстренное погружение - [20]

– И вы считаете, что это не угрожает жизни моих людей? Отправляться на поиски в ледяную пустыню в разгар зимы…

– О том, чтобы подвергать опасности жизнь ваших людей, не было и речи.

– Выходит, вы собираетесь идти в одиночку? – Грубозабойщиков посмотрел себе под ноги и покачал головой. – Не знаю, что и сказать. Одно из двух: либо вы сошли с ума, либо они там… – Тяжело вздохнув, он испытующе уставился на Дроздова.

– Я не люблю бросать дело, даже не начав его, – заявил майор. – И меня не интересует, как относятся к этому на Северном флоте.

Грубозабойщиков еще раз скептически взглянул на него.

– Подводников не так-то легко вывести из себя. Думаю, вам лучше поспать пару часов, пока есть такая возможность. Если вы собираетесь отправиться на прогулку к Северному полюсу, это не помешает.

– А вы сами? Вы ведь всю ночь не сомкнули глаз.

– Пока погожу, – он кивнул в сторону радиорубки. – Вдруг все-таки поймаем что-нибудь новенькое.

– А что передает оператор?

– Сигнал вызова и просьбу сообщить свои координаты. Кроме того, просьбу пускать ракеты, если есть такая возможность. Если что-то станет известно, тотчас дадим вам знать. Спокойной ночи, Андрей Викторович.

Дроздов с трудом поднялся и отправился в каюту.

Атмосфера в кают-компании изменилась. За столом собрались все офицеры «Гепарда», за исключением дежурного офицера и вахтенного механика. Одни только что покинули койки, другие собирались отдыхать, но все были молчаливы и замкнуты. Разговоров почти не было слышно. Даже доктор Кузнецов, всегда такой оживленный, хотя и был под хмельком, как обычно, выглядел сдержанным. И без слов было ясно: контакт с буровой не установлен. И это после пяти часов непрерывной работы!

Уныние и безнадежность тяжело нависли над кают-компанией; все осознавали, что с каждой минутой у бурильщиков остается все меньше шансов на спасение.

Мало-помалу офицеры разбрелись по отсекам, а доктор Кузнецов стал принимать больных. Молодой торпедист старлей Микоян наблюдал за работой своих подчиненных, которые вот уже два дня по двенадцать часов без перерыва копались в торпедах, отыскивая неполадки; третий помощник подменил стоящего на вахте Тяжкороба, трое других валялись по койкам. В каюте остались только трое – Грубозабойщиков, Ревунков и Дроздов. Несмотря на то, что Грубозабойщиков так и не прилег за всю ночь, у него был ясный взгляд хорошо отдохнувшего человека.

Ревунков как раз принес еще один кофейник, когда в коридоре вдруг послышался топот и в кают-компанию ворвался радист.

– Есть! – с ходу закричал он, а потом, спохватившись и вспомнив о субординации, уже тише продолжал: – Мы их засекли, товарищ командир. Засекли!

– Что? – мгновенно вскочил со своего места Грубозабойщиков.

– Установлен радиоконтакт с буровой, – уже вполне официально доложил радист.

Резко сорвавшись с места и опередив Ревункова, Грубозабойщиков ворвался в радиорубку. Оба дежуривших оператора сидели, пригнувшись к передатчикам, один чуть не уткнулся лбом в шкалу, другой склонил голову набок, словно это помогало отключиться от внешнего мира и сосредоточиться на малейшем шорохе, долетавшем из плотно прижатых головных телефонов. Еще один что-то машинально чертил в журнале записи радиограмм, повторяя снова и снова: 5461, 5461. Это был ответный позывной буровой.

– Мы засекли их, товарищ командир, это точно. Сигнал очень слабый и неустойчивый, но…

– Да плевать, что слабый! – забыв о субординации, воскликнул Ревунков. Он тщетно пытался скрыть волнение. – Пеленг! Вы взяли пеленг? Вот что важно!

Второй оператор развернулся вместе с креслом. Он с укором уставился на Ревункова.

– Как же иначе, товарищ капитан-лейтенант? Первым делом. Ноль-сорок шесть.

– Спасибо, Зубринский, – сухо заметил Грубозабойщиков. – Ноль-сорок шесть – это юго-восток. Координаты?

Пожав плечами, Зубринский повернулся к своему коллеге, краснолицему мужчине с бычьей шеей, чисто выбритым затылком и сияющей лысиной во все темя.

– Что скажешь, Колян?

– Ничего. Абсолютно ничего. – Колян поднял глаза на Грубозабойщикова. – Я двадцать раз запрашивал их координаты. И все без толку. Они посылают ответный позывной, и только. Вряд ли вообще они нас слышат, даже не знают, что мы их засекли, – просто шлют свой позывной. Может, радист забыл переключиться на прием?

– Такого не может быть, – возразил Грубозабойщиков.

– Может, Владимир Анатольевич, – сказал Зубринский. – Сначала мы с Коляном думали, что это сигнал слаб, но потом решили, что радист слаб или болен. Любитель, не иначе.

– И как же вы это поняли? – спросил Грубозабойщиков.

– Это… – Зубринский умолк на полуслове и насторожился, вцепившись в руку напарника.

Колян кивнул.

– Слышу, – сосредоточенно произнес он. – Он сообщает… Координаты неизвестны…

Никто не произнес ни слова. То, что радист не знает свои координаты, не имело никакого значения. Главное, они вступили с ним в контакт. Ревунков бросился на центральный. Вскоре они услышали, как он ведет по телефону торопливый разговор с вахтенным на верхнем мостике.

– Попросим их запустить зонд на пять тысяч метров, – решил Грубозабойщиков. – С освещением. Если они находятся где-то в радиусе пятидесяти километров, мы заметим его и примерно определим расстояние… В чем дело, Борисов? – обратился он к матросу, которого Зубринский называл Колян.