Экстренное погружение - [10]

– Доктор Дроздов, если не ошибаюсь? Добро пожаловать в нашу кают-компанию, Андрей Викторович. Моя фамилия Кузнецов. Присаживайтесь.

Дроздов торопливо поздоровался и тут же спросил:

– В чем дело? Почему мы стоим?

– Ну, народ, – с притворной укоризной сказал Кузнецов. – Все куда-то спешат. Знаете, к чему это приводит?

– Извините, мне надо к капитану… – Дроздов повернулся, чтобы уйти, но его собеседник положил ему руку на плечо.

– Не волнуйтесь, Андрей Викторович. Мы плывем. Присаживайтесь.

– Плывем? Я ничего не ощущаю.

– Вы и не можете ничего ощутить на глубине ста метров. Возможно, двухсот, – дружелюбно добавил Кузнецов. – Я в такие детали не вдаюсь. Этим занимаются другие. Проголодались?

– И где мы сейчас?

– Слева Греция, справа Швеция…

– Не понял юмора.

Кузнецов заулыбался:

– Ко времени последней ориентировки мы уже порядком просунулись в котловину Амундсена и находились примерно на широте старины Франца-Иосифа. – Он откинулся на спинку стула и крикнул: – Геннадий!

Откуда-то, видимо, из буфетной, появился матрос в белой куртке, долговязая, тощая личность со смуглой кожей и длинным мрачным лицом. Взглянув на Кузнецова, он многозначительно произнес:

– Еще жареной картошки, ваше благородие?

– Ты же знаешь, я никогда не беру добавку, – с достоинством возразил Кузнецов. – Во всяком случае, на завтрак. Вот, может, Андрей Викторович…

– Здравия желаю, – приветствовал Дроздова Геннадий. – Завтракать? Сейчас соорудим.

– Ради бога, только не жареной картошки, – вмешался Дроздов. – Есть вещи, которые я не в состоянии вынести с утра.

– Извините, соленых огурцов не держим. Может, «шти»?

– Суточные?

– Самые что ни на есть общепитовские, – с пафосом воскликнул Геннадий. – Наши родимые, наши неизменные, наши непревзойденные… Из прошлогодней капустки.

– Дайте лучше чаю.

Матрос кивнул и удалился.

– Насколько я понимаю, вы – доктор.

– Собственной персоной, – кивнул Кузнецов. – Кстати, приглашение еще одного опытного специалиста ставит под сомнение мою профессиональную репутацию.

– Я здесь только пассажир. Не собираюсь с вами конкурировать.

– Знаю, знаю, – откликнулся тот поспешно.

Чересчур поспешно, чтобы Дроздов сообразил: к этому приложил руку Грубозабойщиков. Видимо, приказал не досаждать доктору Дроздову. Майор снова подумал о том, как поведет себя командир, когда они доберутся до буровой и суровая реальность разоблачит его легенду.

Тем временем Кузнецов, улыбаясь, разлил из фляжки по маленьким рюмкам.

– Прямо с утра? – спросил Дроздов.

– А чем еще здесь заниматься нашему брату? Здесь и одному-то врачу делать нечего, а двоим и подавно. У меня каждый день установлены приемные часы, так хоть бы какой-нибудь прыщик! Разве что после прибытия в порт после длительного плавания на следующее утро кое у кого побаливает голова. Моя основная работа заключается в контроле за уровнем радиации и загрязнением воздуха. Работенка – не бей лежачего. Самое серьезное, что мне пришлось лечить за последнее время, – ожог пальцев сигаретой, когда наш кок заснул на лекции.

– На лекции?

– Надо же что-то делать, чтобы не свихнуться от безделья. – Глаза у него повеселели. – Хорошо еще, спирт спасает… А еще у меня есть одна левая работенка, точнее – хобби: ледомер. Потом я вам его покажу.

В этот момент в кают-компанию зашел матрос и пригласил Дроздова к капитану.

Длинный проход, дверь с крепкими запорами – и они очутились на центральном посту.

Центральный пост, по мысли конструкторов, должен был быть самым просторным помещением на лодке. Но любому постороннему показался бы тесным этот небольшой отсек 6 на 6 метров, сплошь заставленный оборудованием. В его середине стоял главный стол с горизонтально расположенным плоским плазменным экраном, высвечивающим карту Северного Ледовитого океана. Сбоку торчали три массивные трубы перископов с хромированными окулярами – главным и двумя поисковыми. Рядом находился процессор Центрального информационного пульта – ЦИПа с мигающими экранами мониторов. За стендами, оборудованными множеством датчиков с подрагивающими стрелками, сидело с полдюжины дежурных офицеров, следивших за состоянием турбины, гидравлической, электрической и прочих систем лодки. В сложной иерархии приборов главным был глубиномер.

Единственным посторонним предметом в помещении был красочный плакат советских времен «Товарищи подводники! Шире социалистическое соревнование за отличные показатели в боевой и политической обстановке!»

Грубозабойщиков ждал Дроздова у радиорубки.

– Доброе утро, Андрей Викторович. Как спалось?

– Шестнадцать часов проспал без задних ног.

Что-то явно произошло: Грубозабойщиков не улыбнулся.

– Пришла радиограмма насчет буровой. На расшифровку уйдет пара минут.

Дроздову показалось, что Грубозабойщиков и так прекрасно знает, о чем она.

– А когда мы всплывали? – уточнил майор, зная, что радиоконтакт в подводном положении невозможен.

– С тех пор, как прошли Шпицберген, ни разу. Сейчас держимся строго на глубине в сто метров.

– Но радиограмма получена по радио?

– Принимать сообщения мы можем и на глубине. В Полярном расположен самый мощный в мире радиопередатчик, использующий сверхнизкие частоты, для него связаться с субмариной в подводном положении – пара пустяков… Пока мы ждем, познакомьтесь с моими ребятами.