Экстремальная дама - [8]

— Значит, — поторопилась в выводом Милославская, — стрелял четвертый участник вечеринки?

— Не совсем так. — Довольный, что его не сразу разгадали, Руденко развалился в кресле. — Участников вечеринки действительно было четверо. Санталов, Оксана, его жена, Денис Гулысо и еще одна девушка, Настя Парамонова, проститутка по вызову.

— Ну и каша там была, — насмешливо вставила Милославская, — действительно, бордель какой-то. За что же она в них стреляла? Что-то не похоже это на действия проститутки.

— Вот это нам и предстоит выяснить, — Руденко выпятил губы и провел открытой ладонью по пышным усам пшеничного цвета, — на кой черт она хотела их пристрелить?

— А сама-то она что говорит? — поинтересовалась Яна.

— Сама-то она ничего не говорит, — вздохнул Три Семерки. — Незадолго до трагедии или сразу после нее она куда-то исчезла.

— Так, может, это и не она вовсе? — наморщила лоб Милославская. — Мало ли кто мог…

— Да кто, кто? — задергался Руденко, повысив голос почти до крика. — Дом стоит на отшибе. Туда даже от трамвайной остановки минут пятнадцать пилить нужно. Кому это придет в голову тащиться на окраину города, чтобы подстрелить этих извращенцов?

— А что, — Яна пожала плечами, — судя по твоим словам, место для этого вполне подходящее.

— Я тебя не об этом спрашиваю, — махнул рукой Руденко. — Убила проститутка, это и ежу понятно. Нужно только найти ее, и вся недолга…

— Так ищи, — Яна поднялась с кресла и направилась на кухню, бросив через плечо:

— Чего ж ты ко мне-то притащился? Кофе будешь?

— Давай, — согласился Три Семерки. Он тоже встал и двинулся следом за Милославской.

Джемма — среднеазиатская овчарка Яны, которая до тех пор спокойно дремала у ног хозяйки, с невозмутимым видом потянулась всем телом и поплелась за лейтенантом. Хотя Руденко случалось захаживать иной раз к Милославской и с собакой был знаком, Джемма признавала за свою только Яну и всегда держала ее в поле зрения, чтобы в любой момент прийти на помощь. Если, конечно, это потребуется. Пока Милославская готовила кофе, а Руденко стоял в дверях, опершись плечом на косяк, Джемма растянула свое могучее тело на коврике, без особой настороженности, но с обычным собачьим любопытством поводя купированными ушами.

— А притащился, как ты выразилась, я к тебе вот зачем, — невозмутимо продолжал Руденко. — Постарайся вспомнить, не говорила ли тебе чего Оксана Санталова? Я имею в виду, — добавил он, — чего-нибудь такого, что могло бы нас вывести на след?

— На чей след, Сема? — Яна поставила джезву на огонь и принялась помешивать содержимое, не глядя на Руденко.

— Да на след этой гребаной проститутки, — раздраженный Яниным непониманием, лейтенант снова повысил голос.

— Ну, во-первых, еще не факт, что убийство совершила именно Настя, — Яна следила, как поднимается в джезве золотисто-коричневая пена. — Как, ты сказал, ее фамилия? Парамонова?

— Парамонова, Парамонова, — подтвердил Три Семерки, — а во-вторых что?

— Во-вторых, — Милославская разлила кофе по чашкам и одну протянула лейтенанту, — думаю, стоит попробовать съездить к ней домой.

— Ох ты, какая умная, — съязвил Руденко, принимая изящную фарфоровую чашечку. — Были уже у нее дома. Только нету там никого.

— Соседей не расспрашивали? — Яна проскользнула со своей чашкой мимо Руденко, все еще стоявшего в проходе.

— Слушай, Яна Борисовна, — лейтенант снова перешел на более официальный тон, устроившись в своем кресле, — я свою работу знаю. Не пытайся меня контролировать. То, что требовалось от нас, мы сделали. Никто Анастасию Парамонову не видел дома со вчерашнего утра, вернее, с обеда, когда она вышла из своей квартиры. Это только лишний раз подтверждает ее виновность. — Ты лучше вспомни, о чем тебе рассказывала Санталова? Может, упоминала какие-то имена или адреса? Меня интересует абсолютно все. Уверен, если ты постараешься — обязательно что-нибудь вспомнишь.

— Господи, Семеныч, — Милославская смаковала горячий кофе — пила его мелкими глотками, пытаясь не обращать внимания на надоедливого посетителя, — ну сам подумай, какие имена? О чем ты говоришь? Разве люди приходят ко мне, чтобы рассказывать про кого-то? Они хотят слушать о себе и только о себе. Да и не нужны мне никакие имена.

— А все-таки? — не отставал Три Семерки.

— Беспредметный разговор, — скептически улыбнулась Яна, — могу только на картах раскинуть, а так…

— Эхе-хе, — Руденко почесал затылок, — ну, раскинь…

Он выжидательно смотрел на Милославскую.

— Вообще-то на сегодня запланировала выходной, — лукаво улыбнулась Яна, — да и не веришь ты в мои карты.

— Так вот с ходу не могу сказать, что не верю. Я ж не первый день тебя знаю. — Руденко отхлебнул кофе.

Этой уклончивой фразой Руденко желал замаскировать то ощущение растерянности, которое всякий раз возникало у него, когда Янино гадание подтверждалось жизненными реалиями. Полностью согласиться с Милославской он не мог, иначе был бы вынужден признать существование “заоблачных сфер”, как именовал он обиталище духа” и плюс еще расписаться в собственной некомпетентности. Их отношения с Яной развивались в русле насмешливого недоверия, редких компромиссов и дружеского зубоскальства. Руденко как бы исподволь соглашался с пророчествами Яны, требуя непременно жизненной проверки “всех этих бредней”, как в первый год их знакомства именовал он практику экстрасенса. Яна в общении с Руденко усвоила терпеливо-ироничный тон и сохраняла ему верность на протяжении всего времени, в течение которого была знакома с лейтенантом.