Экспресс-курс по русской литературе. Все самое важное - [16]

Опять же, процитируем академика Панченко: «Основной парадокс шутовской философии гласит, что мир сплошь населен дураками, и среди них самый большой дурак тот, кто не догадывается, что он дурак. Отсюда логически вытекает, что в мире дураков единственный неподдельный мудрец – это шут, который валяет дурака, притворяется дураком (вспомним сказки, где дурак всегда умнее всех). Поэтому «старинный дурацкий смех» вовсе не бессознателен и не наивен. Это своеобразное мировоззрение, выросшее из противопоставления собственного горького опыта «душеполезной» и серьезной официальной культуре».

У дурака за душой ничего нет; о нищете и наготе рассказывает «Азбука о голом и небогатом человеке», временами подозрительно напоминающая сетования псалмопевца царя Давида: «Разум мой не осяжет, живот мой – не обрящет своей бедности, все на меня восстали, хотят меня, молодца, вдрук погрузить; а бог не выдаст – и свинья не сьест!»

Он и на суд не надеется: суд заведомо ложен, и спастись можно только отчаянной хитростью. Так в «Шемякином суде» богатый брат тянет в суд бедного брата, потому что тот испортил ему лошадь: нечаянно оторвал ей хвост. По дороге в суд бедный брат на ночлеге нечаянно падает с полатей и убивает ребенка. Отец ребенка, поп, идет вместе с богатым братом судиться. Несчастный ответчик хочет броситься с моста и убиться насмерть, но падает на старика, которого сын везет по льду на санях, – и сын тоже идет к судье. На суде несчастный обвиняемый показывает судье Шемяке объемистый узел – это камень, завернутый в платок. Судья думает, что ему обещают подарок, и присуждает бедняку владеть лошадью, пока у той не отрастет хвост, жить с женой попа, чтобы она родила нового ребенка. А сыну нечаянно зашибленного старика велит отомстить, бросившись на обидчика с того же моста. В итоге судья узнает, что подсудимый, в случае иного приговора, зашиб бы его камнем, и благодарит Бога за спасение, а истцы откупаются от ответчика.

Ничего другого герою сатиры XVII века и не остается, кроме отчаяния и горького смеха над собой и другими.

Театр уже появился

Скоморохи в это время подвергались гонениям: они носили личины, кувыркались, паясничали, высмеивали все и вся, в том числе церковь. В скоморошеских шутках было немало народного грубого юмора, отчего церковь, в особенности «ревнители благочестия», к числу которых принадлежал протопоп Аввакум, считала их «глумцами». Сам протопоп Аввакум, как мы помним, лично изгонял скоморохов из города, чтобы они не развращали его паству. Даже слова «позор», «позорище», которые и до сих пор в некоторых славянских языках означают «зрелище», «театр», стали обозначать нечто постыдное.

При таких гонениях устойчивой традиции народного театра – такого, как, к примеру, как итальянская комедия дель арте, – в России не появилось. Тем не менее стали популярны кукольные представления с главным героем – веселым проходимцем, которого сначала звали Ванька Рататуй, а потом, как принято считать, прозвали Петрушкой в честь шута императрицы Анны – Пьетро-Мира Педрилло. Кукольники-петрушечники ходили по городским дворам еще в начале ХХ века.

У кукольного театра были и другие разновидности: раек и вертеп. Райком называли ящик с большим увеличительным стеклом, в который вставляли рулон с картинками из жизни Адама и Евы в раю; раешник показывал картинки и комментировал их стихами (отсюда, как мы помним, пошло понятие «раешный стих»). Вертеп – это двухэтажный ящик, на верхнем этаже которого разыгрывали новозаветную историю о Рождестве Христовом и царе Ироде, а на нижнем – интермедии (например, «Лыцарь и девица»).

Народным театром принято называть традиционную ролевую игру обычных людей, а не профессиональных «игрецов». Такая игра была изначально связана с ритуалами и обрядами – свадебными, например, или масленичными – скажем, спор между Зимой и Весной. Но по-настоящему народный театр появился на рубеже XVII–XVIII веков, включив в себя балаганные и скоморошеские традиции. Пьесы были разные, в том числе восходящие к народным стихам и сказкам («Аника-воин», «Гуси-лебеди»), фольклорным сценкам («Барин и слуга», «Мнимый барин»). Но самыми популярными народными драмами стали «Лодка» (инсценировка песни «Вниз по матушке по Волге) и – уже в XVIII веке – «Царь Максимилиан». Это была драма о жестоком царе-язычнике, который убил своего праведного сына-христианина Адольфа. Современники воспринимали ее как прямую аллюзию на трагические отношения между царем Петром и царевичем Алексеем. Впрочем, это мы уже забежали вперед.

Большой популярностью пользовался церковный театр – представления на религиозные сюжеты, которые разыгрывали в дни церковных праздников (их не следует путать с литургической драмой, особым обрядом, или церковным чином – театрализованной частью богослужения вроде «Шествия на осляти», крестного хода в Вербное Воскресенье, когда Патриарх ехал на осле, которого царь вел под уздцы). Такие представления опирались на западные традиции мистерий – народных представлений на религиозные сюжеты. Пьесы для театра писали видные деятели Церкви. Святитель Дмитрий Ростовский, автор сборника житий русских святых «Четьи-Минеи», написал несколько пьес, из которых сохранились две: «Рождественское действо» и «Успенское действо». Перу Симеона Полоцкого – поэта, богослова, воспитателя детей царя Алексея Михайловича – принадлежат две пьесы: «О Навходоносоре царе, о теле злате и о триех отроцех, в пещи не сожженных» и «Комедия притчи о блуднем сыне».