Эксперт, 2014 № 20 - [6]

Впрочем, с момента заключения соглашений в Женеве (и еще заметнее — с момента их невыполнения Киевом) стали появляться признаки того, что европейские политики начали понимать, что происходит. Огромную роль здесь, конечно, сыграла трагедия в Одессе, даже если публично это не признается. Визит главы ОБСЕ показал, что европейцы начали сближать свою позицию с российской, что наращивает давление на Киев, чей курс на радикализацию кризиса становится все более очевидным и все более отталкивающим. 

О мате по поводу промышленной политики Александр Привалов

section class="box-today"

Сюжеты

Промышленность:

Энергоэффективные ключи к модернизации

Неликвид не продается

/section section class="tags"

Теги

Промышленность

Эффективное производство

Бизнес и власть

Законодательные инициативы

Долгосрочные прогнозы

Украина

Крым

/section

В ленте новостей за межпраздничное 6 мая, в основном занятой сообщениями об украинском кризисе, мелькнуло вдруг и внутреннее известие. Минпромторг опубликовал на едином портале проектов нормативных правовых актов законопроект «О промышленной политике в РФ» для общественного обсуждения. Новость важная. Сам термин промышленная политика на многие годы изгонялся из официального оборота; совсем ещё недавно за одно произнесение таких слов людей зачисляли в невежды и обскуранты — и вдруг федеральное министерство готовит и предлагает обсудить целый законопроект! Дело будет непростое: за время едва ли не полной абстиненции по части промполитики не мог не сложиться страшный дефицит обкатанных в дискуссиях идей. Но восполнять этот дефицит нужно безотлагательно.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Потому что поменялось время. Можно расходиться во мнениях о причинах перемен, но совершенно бесспорно, что послекрымская жизнь идёт в граничных условиях, кардинально изменившихся по сравнению с жизнью докрымской. Перемена случилась надолго, переждать её зажмурившись нельзя. И самые разные политики, от бюджетной до образовательной, что сложились в той жизни, на глазах теряют всякий смысл в жизни этой . И политики эти надо менять — что, в общем-то, и начало происходить, и появление закона о политике промышленной в этом смысле очевидно необходимо.

Сейчас законопроект проходит антикоррупционную экспертизу. Не возьмусь предсказывать её результат, но вряд ли он окажется нетривиальным — впрочем, антикоррупционный анализ проектов вообще так и не стал серьёзным этапом нормотворчества. Общественное обсуждение текста законопроекта может оказаться гораздо более драматичным. Оно едва ли даст заметные постатейные результаты, и сердиться за это (в данном именно случае) не стоит, потому что закон — рамочный. Там сказано, что промышленная деятельность — это то-то и то-то, а промышленная политика — то-то и то-то; что цели и принципы у неё такие-то (сплошь хорошие), а полномочия в ней у таких органов такие, а у сяких — сякие… Когда дело дойдёт до практики, может оказаться, что и тот «рамочный» принцип лучше было сформулировать иначе, и другой, и третий; но пока-то до практики не дошло. Поэтому острых споров можно ожидать не по деталям, а по сути: далеко не все даже и в правительстве согласны с тем, что табу на промполитику пора снимать. Тем более что в проекте имеются и содержательные вещи: и создаваемый на бюджетные деньги фонд поддержки российской промышленности, и дедушкина оговорка для инвесторов (здесь она называется «инвестиционный контракт»), и приоритет отечественной продукции при госзакупках. Всё это тоже в предельно обобщённом виде, требующем дальнейшего нормативного толкования, но и до всякого толкования понятно, что такие меры — как и любая на свете политика — требуют денег, а потому едва ли Минфин не станет этим новшествам жёстко оппонировать. Во всяком случае, этот закон — повторим, рамочный, не порождающий прямых последствий, — министр Мантуров надеется принять разве что «до конца 2014 года». Кто бы спорил, именно рамочный закон более чем уместен для начала разговора о промышленной политике, только уж очень это начало запаздывает. А шлейф конкретизирующих норм когда будет? Тут на охоту ехать — даже не собак кормить , а размечать фундамент фабрики собачьего корма. Я не к тому, что надо скорей-скорей принимать непрожёванные законы, — я к тому, что в нынешнем положении хорошо бы законодателю сосредоточиться на действительно насущном, сократить долю пара, направляемого в любимый свисток.

Вот события последних дней. Опубликован закон, запретивший нецензурную лексику в произведениях литературы и искусства, на публичных мероприятиях и в СМИ. В УК введена статья «Реабилитация нацизма», сделавшая уголовно наказуемым «отрицание фактов, установленных приговором Международного военного трибунала для суда… а равно распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны». Мне такого рода запреты кажутся малоосмысленными, если не вредными. Есть сферы, регулируемые писаным законом, — и сферы, где действен лишь закон неписаный. Формальным актом нельзя определить, что стыдно, а что нет, — как нельзя общественным мнением регулировать, например, нотариат. В медиа матерщина и впрямь недопустима, но какое Думе дело до лексики Венички Ерофеева? Распорядившись ставить на книгах и афишах «18+», Дума исчерпала свои полномочия, дальше люди разберутся сами. Как статья УК сделает дурные речи о Великой Победе непристойными? Покуда она скорее добавила им сладости запретного плода: моднейшие песни момента (о том, что Бандеру нельзя называть преступником, поскольку он не осуждён в Нюрнберге, — и о том, что георгиевская ленточка не имеет к Победе никакого отношения) то и дело снабжаются весёлой припиской, что статья 354-прим тут бессильна. И кто поручится, что следующие запреты не окажутся уже просто дикими? Только что пришла новость: «В ГД внесён закон, запрещающий распространение информации, отрицающей патриотизм». Я надеюсь, конечно, что не примут, но чёрт его знает. Вот и придётся всё время гадать, какая