Эксперт, 2013 № 48 - [9]

Ну и опыт неимоверный. На пюпитрах лежали жёлтые от старости ноты — по этим самым нотам этот самый оркестр играл бетховенские симфонии и с Бруно Вальтером, и с Бёмом, и с Карлосом Клайбером (причём с Клайбером — не просто тот же оркестр, но, думаю, наполовину те же самые люди) и в любой момент может сыграть их сам, даже и без дирижёра. В двадцатые годы, рассказывает в мемуарах Пятигорский, другой великий оркестр, Берлинский филармонический, ещё можно было нанять: всякий человек, заплатив известные деньги, получал право провести репетицию и концерт. И вот, пишет мемуарист, приходит такой наниматель на репетицию, взгромождается на дирижёрское место и заводит: «Прежде всего, господа, я хотел бы обсудить с вами философские основания Пятой симфонии Бетховена»… Оркестранты в таких случаях молча переглядывались: вечером играем каквсегда . И вот вечером очумевший от восторга дилетант размахивал руками, а оркестр играл сам по себе — и ведь недурно выходило! Так и венцы, вне всякого сомнения, могли бы сыграть сами — думаю, нам бы понравилось.

Но играли они под управлением Кристиана Тилемана, немецкого маэстро, которого славят сейчас как ведущего современного специалиста по немецкой классике. В последнее время ВФО часто играет Бетховена именно с Тилеманом — и четыре московских концерта подтвердили, что это хороший выбор. Маэстро энергичен и властен; у него хороший контакт с оркестром; он прекрасно чувствует форму, и, главное, он дал связную трактовку всех девяти бетховенских шедевров — трактовку глубокую, почти всё время внятную и часто свежую, хотя безусловно и прежде всего традиционную. Из уважения ли к витающим в оркестре теням Бёма и Караяна, по собственному ли вкусу, но Тилеман работал в несколько уже старомодном «большом стиле», что проявилось и в составе оркестра. Даже в лёгкой, почти ещё гайдновской по языку Первой симфонии маэстро сделал струнные группы лишь на один-два пульта меньшими, чем в циклопической Девятой. (Понять его можно: аутентичные исполнения по-своему хороши, но очень уж Бетховену к лицу величавость.) Симфонии звучали в этот раз и «как всегда» — и в то же время иначе. Тилеман будто писал своё исполнение на полях известных наизусть и ему, и оркестрантам, и публике классических трактовок. Без преувеличения десятки раз он применял (и почти всегда с успехом) один и тот же приём: указывал первым ли, вторым ли скрипкам сделать в какой-то фразе непривычные и притом очень резкие акценты — и в знакомой картине вдруг посверкивали новые краски. Более крупных новаций было не так много; как важная удача запомнились необычно медленные темпы в средних частях Девятой симфонии.

Иные критики уже назвали услышанное нами исполнение эталонным — по мне, это чересчур. Были в ходе концертов и мелкие погрешности, неизбежные в живом исполнении: недружные вступления, киксы медных, и ляпы поярче. Скажем, свои выходы после антракта маэстро Тилеман обставлял так: коротко улыбнувшись публике, быстро разворачивался к оркестру — и без паузы начинал играть. В первый вечер, начав таким образом Пятую симфонию — с её знаменитым «стуком судьбы в дверь», — он произвёл изрядный эффект, но на следующем концерте этим же вольтом породил в оркестре сумбур и заметно испортил начало Седьмой. Но это всё, конечно, мелочи — в целом серия была вполне первоклассной.

Не знаю, сколько раз слышал я бетховенские симфонии, но все девять кряду, да вживую, да в таком исполнении — точно впервые. Я и прежде, казалось мне, понимал вселенский масштаб этого немыслимого цикла, но тут его величие стало физически ощутимым. Не в том даже дело, что в нём более или менее явственно предопределена вся последующая большая музыка, он ещё гораздо важнее. Это одно из ярчайших сокровищ всей вообще европейской культуры, свидетельство истинного масштаба человеческого духа, каким его задумывал Создатель. Последнее звучит грустновато, но можно и нужно радоваться, что и сегодня есть люди, способные так прекрасно сыграть эти симфонии, — и люди, способные с таким восторгом слушать их, почти поголовно выключив мобильники.          

Комбайны вместо автобусов

Кудияров Сергей

«Русские машины» и американская AGCO организуют производство сельхозтехники на базе мощностей Группы ГАЗ

Два из трех новых комбайнов на российских полях — зарубежного производства

Фото: РИА Новости

В России появится новый завод по выпуску сельскохозяйственной техники — GAZ Agricultural B.V. Предприятие создано на паритетных началах в форме СП владеющего Группой ГАЗ российского холдинга «Русские машины» и крупного американского производителя сельскохозяйственной техники AGCO.

AGCO — один из лидеров мирового рынка сельскохозяйственного машиностроения с оборотом 10 млрд долларов в год, работает в полутора сотнях стран на всех континентах и традиционно отличается успехами в сельскохозяйственной инноватике. Так, принадлежащий компании бренд Massey Ferguson некогда стал первой в мире моделью самоходного комбайна, совершив настоящую революцию в сельском хозяйстве. Тот же бренд удостоился нескольких наград на недавно прошедшей в Ганновере агротехнической выставке. В России компания до сих пор была практически не представлена.