Эксперимент со временем - [17]
Однако у меня оставалась слабая надежда на то, что, ухватившись за добытый таким странным способом кусочек знания, я сумею обнаружить в структуре вселенной особенность, на которую до сих пор никто не обращал внимания. И я принялся за дело.
Успешно, хотя и чрезвычайно медленно, я продвигался к намеченной цели. От концепции времени как четвертого измерения было мало проку, поскольку ученые мужи всегда рассматривали время подобным образом. Между тем требовалось показать возможность смещения в этом измерении. Не устраивала меня и теория Бергсона, ибо бесполезно говорить о неделимости времени человеку, столкнувшемуся с явно смещенными временными отрезками. Меня нисколько не волновал вопрос о том, является ли время «формой мышления» или аспектом реальности или сопоставимо ли оно с пространством. Я хотел лишь знать, как происходит перемешивание во времени.
Слово «перемешивание» казалось мне вполне подходящим. Ведь между сновидением и соответствующим реальным событием вклинивалось воспоминание о сновидении, тогда как завершало последовательность воспоминание о реальном событии!
Приближавшаяся мировая война приостановила мои изыскания; я возобновил их только в 1917 г., когда получил новые данные.
В январе 1917 г. я поправлял здоровье после операции в Guy's Hospital. Однажды утром, читая книгу, я встретил упоминание о кодовом замке, который открывается вращением колесиков с нанесенными на них буквами алфавита. Вдруг что-то как бы шевельнулось в памяти — и мгновенно исчезло. Я на секунду оторвался от книги, но, ничего не припомнив, опять принялся за чтение. Потом, однако, я, к счастью, передумал и, отбросив книгу в сторону, твердо решил поймать промелькнувшую ассоциацию. Через некоторое время она вновь всплыла в сознании. Оказалось, что прошлой ночью именно такой замок привиделся мне во сне.
Не стоит и говорить, насколько мала была вероятность совпадения между двумя столь непримечательными, заурядными событиями. Если мне не изменяет память, уже год или больше года я не видел, не слышал и не думал о подобных замках. Но по опыту зная, что иногда мои сны содержат в себе образы будущих событий, я не исключал, что появление образа замка в ночном сновидении вполне могло бы служить еще одним доказательством моей ненормальности. В любом случае пренебрегать этим предположением не следовало.
Через несколько дней в Silvertown'e прогремел сильный взрыв: задрожало здание, посыпались оконные стекла и медсестры поспешили погасить свет, опасаясь налета «цеппелинов». Случай, просто созданный для того, чтобы присниться. И он действительно мне приснился, но, как обычно, не в ту ночь, в какую полагалось, а в ночь накануне взрыва. Когда после происшествия я рассказывал об этом своему приятелю по госпиталю, он, неожиданно прервав меня, воскликнул: «Постойте… Странно… Только теперь я припоминаю, что прошлой ночью мне также снился взрыв».
Деталей сновидения ему не удалось вспомнить, и, поскольку во время войны взрывы были обычным явлением, все могло бы объясняться простым совпадением. Но если это не так и его сон относится к той же категории, что и мои сны? Тогда какие выводы напрашиваются?
Мне предстояло рассмотреть два новых предположения. Каждое из них, взятое отдельно, казалось до крайности сумасбродным; но в паре они наводили на некоторые мысли и поэтому заслуживали чуть более пристального внимания.
Если первое предположение справедливо, значит пред-образы моих сновидений связаны не только с волнующими, трагическими событиями, но и самыми что ни на есть тривиальными, например чтением книги, где говорилось о кодовом замке. Точно так же приснившиеся образы уже свершившихся событий связаны с впечатляющими моментами ничуть не реже, чем с моментами малозначительными. Кроме того, лишь по чистой случайности я решил припомнить сон о замке; не сделай я этого, я бы не соотнес с ним реального факта. Отсюда можно заключить, что мне, должно быть, довольно часто снились подобные сны, но я либо сразу забывал их, либо не замечал их связи с последующими событиями.
Далее, если верно предположение об аналогичной природе сна моего приятеля, то надо признать, что ему как раз и не удалось заметить у казанную связь. Сон не был полностью забыт, но реальный взрыв не напомнил о нем.
Едва мои размышления навели меня на эти идеи, как ко мне явился мой приятель и, немного волнуясь, сказал: «Помните, мы беседовали о снах? Так вот, я разговаривал с тем-то и тем-то (хирургом) и он сообщил мне о любопытном случае, который произошел с ним недавно ночью. Он лег спать, и ему приснилось, будто его будят и он вынужден встать и направиться к пациенту с переломанной ногой. Сразу после того, как он увидел во сне этот эпизод, его действительно разбудили, поскольку был получен срочный вызов к больному с подобным диагнозом. Рассказывая об этом, он подчеркнул, что уже более шести недель ему не доводилось лечить перелом ноги».
Итак, передо мной — третий и, по-видимому, аналогичный случай. Чем объяснить его? Должно быть, хирург поведал о нем нескольким знакомым; те сочли все простым совпадением (возможно, так оно и было); и вскоре он забыл о своем сне. Но…
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.