Эксперимент - [302]

– Левиафан, я не очень разделяю твой восторг по поводу этого дерева! И, отстань от меня уже с ним, по-жа-луйс-та! Не люблю деревья! – прогундосила Лилит, продолжая искать глазами признаки еды и питья в гипермаркете.

– Мне кажется, что всякая не любовь к чему-либо или к кому-либо имеет на то свои причины. Есть ли у тебя причина так гадко говорить о деревьях? Ты знаешь, что некоторые деревья даже старше меня, не то, что тебя! Ты можешь представить, сколько всего они видели, сколько всего помнит их твердая кора, и кажется, что они тверже, чем железо. И эти деревья достойны уважения. Они приносят в мир радостный зеленый цвет и нужный для вас же воздух!

– Да, хорошо! Только вот осенью и зимой толку от них, как от операции мертвому! Ни воздуха, ни зелени! А знаешь ли, серый и черный цвет не вызывает у меня радостных чувств. А многовековые деревья я достаточно уважаю. Я же не беру пилу в руки и не пилю какой-нибудь дуб? На это есть другие люди, которым явно наплевать на то, что там этот несчастный дуб видел, сколько ему лет. Все равно, твоей страсти к деревьям я не разделяю! Вообще, они кажутся мне лицемерными!

– Деревья несут жизнь людям, и в себе тоже, и очень здорово уметь видеть эту жизнь. Вообще здорово уметь видеть еще чью-то жизнь помимо своей собственной. Тяжело увидеть жизнь идущего рядом человека, а уж почувствовать ее у растения или у животного равносильно тому, чтобы увидеть воздух. И это ли обидно? Да, нет! Разве дерево, какая-то пальма, достойная великих взглядов людей как на живое существо, а не на безмозглое полено? Конечно, нет! Полено, да и только! Но ты знаешь, мне нравится это «полено» с потрясающими живыми листьями, в нем больше души и жизни, чем в одном человеке, поэтому она поедет домой с нами.

– Хорошо! – улыбнулась Лилит, услышав достаточно короткую тираду от вампира.

Они блуждали по магазину еще в течение полутора часов, подкидывая к пальме в телегу все нужное и не нужное. Еды набрали, как будто в следующем году обещали всемирную голодовку.

Лилит не отходила от неугомонного вампира ни на шаг. Она держала его под руку и с интересом наблюдала, как быстро и чем заполняется телега.

Уже стоя у кассы, когда довольный вампир выставлял товар, Лилит, не заметив бутылку дорогостоящего вина, задела ее, и красная жидкость вперемешку со стеклами растеклась по полу. Левиафан с легкой улыбкой пробежался глазами по кругу, вначале на пол, затем на перепуганную Лилит, и наконец, на озлобленную кассиршу. Именно на ней и застыл взгляд.

Она была похожа на страшный гейзер, который вот-вот должен был выплеснуть весь ужас земных недр. Шапка в виде пилотки судорожно дергалась, словно в предсмертных конвульсиях. Пухлые щеки заливались гневным красным цветом, бледно-красные губы тряслись, как желе, а глаза сузились и стали похожи на свиные, и судя по всему скоро должен был раздаться поросячий визг.

– Простите… Я не хотела… – Лилит в это время была похожа на серую полевую мышь и ее писк был практически не услышан.

Левиафан убрал руку в карман и молча, с улыбкой на губах, наблюдал за двумя особями женского пола, в ужасе понимая, что произойдет дальше.

– Глаза открывать надо, а не задницей крутить перед мужиком! – кассиршу понесло, она как бомба, все-таки взорвалась и теперь вони было на весь магазин.

– Простите? – нахмурилась Лилит, взглянув на краснокожую кассиршу.

– Ишь ты, еще и хамить пытается, малолетняя дрянь! Оплачивать, кто будет твою куриную слепоту? – кричала она, совершенно не отказывая себе в выражениях.

– Мадам, мадам! – улыбнулся Левиафан. – Ну, зачем же Вы так? Ваш тон совершенно не приемлем! Сейчас мы все оплатим! Не стоит так переживать, мы же не Вашего сына убили, а всего лишь бутылку разбили! А вот Вам бы, как более взрослому и мудрому человеку, не стоило употреблять столь грубые слова по отношению к девушке, тем более она извинилась! А то получается, она более спокойна и рассудительна, чем Вы! Сколько мы Вам должны за эту бутылку, которая так сильно ранила Ваше большое доброе сердце?

И кассирша и Лилит опешивши, смотрели на улыбчивого Левиафана с толстым кошельком в руках.

Через десять минут он уже спокойно загружал все в машину. Лилит стояла рядом, и была слегка расстроена, что какая-то обиженная жизнью толстая тетка испортила ей настроение, и хорошо, что Левиафан вставил свое слово, а то неизвестно, сколько бы еще гадостей обезумевшая кассирша наговорила бы.

Он, напевая себе под нос песенку, преспокойно распихивал продукты по багажнику, то и дело переставляя туда-сюда зеленую пальму. Лилит села в машину, и пристегнувшись, уставилась вперед.

– Так сильно она тебя расстроила? – спросил Левиафан, сдавая назад, разглядывая внутри, что происходит в заднем стекле снаружи.

– Нет. Я просто в шоке! – тихо ответила Лилит. – Неужели можно так распсиховаться из-за одной разбитой бутылки, и то не ее? И вообще, надо было позвать менеджера! Какое она имеет право так оскорблять меня?

– Да, кто сказал, что она имеет право? В любом случае, ты неправильно на нее реагируешь!

– В смысле? – удивилась Лилит, взглянув на него.

– В очень простом и ясном. Ты слишком близко воспринимаешь ее слова, а зачем ты это делаешь? Мало ли какой урод что тебе скажет. Вены резать остается? Когда я встречаю таких людей, мое сердце искренне радуется. Ведь сама жизнь обидела этих людей, и зависть живет в их головах, злость, которой позавидует любая сторожевая собака, так и роется по всему организму. И вот злость и зависть, вдвоем засоряют тело, включая мозг, своими отходами, которые потом вот таким вот способом выплескиваются на окружающих людей. Так что отряхни с себя ошметки мерзости и забудь. Посмотри на пальму, зеленый успокаивает! – улыбнулся Левиафан, погладив расстроенную девушку по колену.