Экспедиция «Тигрис» - [127]

В самом деле, среди пены и брызг мелькали ласты и плавники. Потом море разгладилось, и кто-то пробурчал, что лучше уж было оставить черепаху себе.

Вскоре Асбьёрн надумал опять применить собственные руки как орудие лова, но на этот раз ему меньше повезло. Правда, и объект охоты был необычный. Море плавно колыхалось, и в одном месте гладкую поверхность рябило нечто вроде человеческих пальцев. Асбьёрн быстро подгреб туда на шлюпке, не подозревая, что настиг Нептупа, а точнее, существо, известное под названием Neptunus.

— Попался! — крикнул он, перегибаясь через борт, и чуть не шлепнулся в воду при виде диковинной добычи.

— А-а-а-й-й! — услышали мы в следующий миг.

Асбьёрн отчаянно тряс вскинутой вверх рукой, силясь сбросить с нее какую-то разлапистую красную тварь. Большой краб! Только тут мы заметили, что ладью окружают полчища красно-бурых крабов величиной с кулак. Одни бегали по поверхности моря, как по зеркалу, другие ныряли, уходя в синюю толщу. Это была паша первая встреча с крабами-плавунцами Индийского океана, представителями вида Neptunus. Жертва Асбьёрна ущипнула ему палец до крови, и он поспешил вернуться в ладью за дуршлагом, в котором Карло промывал макароны. Остроумное приспособление позволило Асбьёрну и Детлефу в два счета выловить с десяток сердитых крабов — таких сердитых, что, очутившись в одном котелке, они перекусывали ноги друг другу. У наших ловцов тут же появились конкуренты. Корифены тоже решили поохотиться на крабов и с разбега хватали их перед носом шлюпки, подпрыгивая с добычей высоко в воздух. А там и одна полутораметровая акула ринулась вдогонку за крабом, который во всю прыть улепетывал от нее. Настигла жертву и тоже в лихом прыжке выскочила из воды. До тех пор мы ни разу не видели прыгающих акул.

Маленькие забияки, наименованные в честь бога морей, спокойно лежали на поверхности, уписывая обеими клешнями планктон, пока их кто-нибудь не спугивал. Трудно придумать что-нибудь чуднее этих миниатюрных роботов с человеческими повадками. Стоило черным глазам на стебельках приметить врага с дуршлагом, как краб мгновенно принимал позу борца — передние конечности согнуты, клешни раскрыты. Правда, оценив размеры дуршлага, крабы заключали, что всего благоразумнее будет отступить. И улепетывали боком-боком с невероятной скоростью, согласованно перебирая пятью парами ног. Обе клешни повернуты влево, правая согнута для обтекаемости, левая вытянута назад в качестве рулевого весла. Последние суставы задних ног сплющены наподобие лопасти, чтобы лучше грести, и снабжены для большей эффективности целой системой шарниров; остальные три пары конечностей просто бегут по воде. Безошибочно действующие замысловатые части маленького робота в твердом карапаксе, от чувствительных антенн до движителей и рулей, хочется назвать чудом инженерного искусства. А ведь они всего лишь крохотная безделка в океане, где киты искони ныряют, пользуясь природным локатором, превосходящим любые радары, где кальмары могли прыгнуть к нам на борт, включив реактивный движитель, а спасаясь от врага, ставили дымовую завесу. В городе человек чувствует себя царем природы, но очутившись на просторах океана среди существ, появившихся задолго до человека и внесших свой вклад в его возникновение, и атеист иной раз спросит себя, точно ли Дарвин определил силу, которая движет видообразование по открытому им пути.

Два дня мы плыли в тихих водах, изобилующих красными крабами, потом ветер усилился, ладья прибавила ходу и вместе со своей морской отарой вошла в район, где преобладали изумительные небесно-голубые улитки. Они плавали брюхом кверху, защищенные гроздьями тонких, словно пластиковых, пузырьков, выполняющих роль паруса. Однако парус не спасал их от спинорогов. Развив предельную скорость, эти тихоходы настигали улиток и заглатывали их вместе с раковиной.

Древнейшие философы почитали людей потомками моря и неба. Современная наука приходит примерно к такому же выводу. В самом деле, откуда еще могли произойти населяющие Землю виды? Ночью в океане даже звезды казались ближе, снова становились частью нашего мира, какими их воспринимали люди, которые первыми дали имена звездам и пользовались ими как надежными указателями, странствуя в безбрежных просторах. И нас вновь посещало своеобразное чувство, доступное человеку лишь вдали от всех городов: как будто понятие времени теряло свой смысл и прошлое сливалось воедино с настоящим. Время подразделялось не на века, а только на дни и ночи.

Стоя ночью на мостике или лежа на крыше рубки и глядя, как стеньга рисует круги среди знакомых созвездий, мы все более сближались со вселенной, забытой всеми, кроме астрономов и астронавтов. Звезды перестали быть для нас хаотическим скоплением блестков, вроде морского планктона. Мы узнавали их, запоминали время и пути их следования над носом и парусом ладьи. Из ночи в ночь — одна и та же последовательность, одна и та же скорость. Не удивительно, что люди Двуречья и Древнего Египта — стран, отличающихся широкими просторами, — становились замечательными астрономами, точно знали периоды обращения главнейших небесных тел, правили по ним и передали нашим предкам упорядоченный календарь.