Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма. - [28]

Приятно в последний раз писать «1910 г.». Берег виден!

Сегодня в 10 ч вечера облака на западе рассеялись и перед нами открылся отдаленный, но великолепный вид на облитые солнцем высокие горы. Особенно четко выделялись горы Сабин и Хюэлль. Последняя с этой стороны представляет красивую, острую вершину. Гора Сабин была в 110 милях от нас, когда мы ее увидели. И уверен, что могли бы видеть ее и раньше еще за 30 или 40 миль далее, такова удивительная прозрачность атмосферы.

Конец 1910 г.

1911 г.

Воскресенье, 1 января. 73°5 ю. ш., 174°11 в. д.; мыс Крозье S15 W277. В 4 ч утра мы продолжали свой путь, медленно двигаясь на юго‑восток. Ветер переменил направление на юго‑западный и упал до 3 баллов, в то время как мы уходили изо льдов. Затем мы попали в крутую волну и корабль подвергся резкой килевой качке. В 8 ч утра мы вышли изо льдов и на всех парусах направились к югу. По этому курсу мы идем ровнее, но качка еще довольно сильная. Отс доносит, что лошади недурно переносят ее.

Вскоре после 8 ч утра небо очистилось, и в течение всего дня ярко светило солнце. Первую половину дня ветер дул с северо‑запада, но в полдень упал. К 10 ч утра мы ускорили ход до 55 оборотов. Волнение затихает, но не так быстро, как я ожидал. Вечер совершенно тих. В 11 ч многие, наслаждаясь солнцем, сидели на палубе и читали.

Берег ясно виден. Сегодня вечером в 75 милях к западу видели остров Кульмена.

Измерение глубины лотом в 7 ч вечера показало 187 саженей; в 4 ч утра — 310 саженей.

Понедельник, 2 января. 75°3 ю. ш., 173°41 в. д.; мыс Крозье S22 W159. За дивной ночью последовало и дивное утро; солнце светило почти беспрерывно. Несколько человек зачерпнули ведро морской воды и тут же на палубе вымылись с мылом, специально изготовленным для соленой воды. Вода, понятно, была холодная, но приятно посушиться на солнце. С тех пор как мы прошли за Южный полярный круг, купанье на палубе прекратилось. Один Боуэрс продолжал купаться во всякую погоду.

Все еще сильное волнение. Причину его трудно понять, так как вчера было спокойно, а с наветренной стороны протяженность водной поверхности не достигает и 200 миль.

Уилсон зарисовал белобрюхого кита, [41] замеченного нами в паковых льдах.

В 8 ч 30 м мы увидели вулкан Эребус на расстоянии около 115 миль. Небо покрыто легкими белыми облаками. Подул восточный ветер силой в 2–3 балла. Мы прекрасно продвигаемся, поставив все паруса.

Вторник, 3 январяв 10 ч утра. Условия почти те же, что и прошлой ночью. Мы всего в 24 милях от мыса Крозье. Берег хорошо виден, хотя Эребус окутан слоистыми облаками.

К югу как будто яснее, может быть, скоро выглянет солнце, но ветер вызывает тревогу. Ощущается небольшая зыбь, которая судну мало мешает, но может оказаться весьма неудобной при высадке, хотя пока на высадку как будто мало надежды.

Мы продолжаем измерять глубины. Начиная от 71 ° широты, дно постепенно опускалось, а теперь получаются 31 0– 350 морских саженей вместо 180. Промер глубины «Дискавери» восточнее острова Росса показал 450 морских саженей.

6 ч вечера. Надежды нет! Увы, приходится отказаться от мыса Крозье и всех его прелестей.

Вскоре после 1 ч пополудни мы поравнялись с Барьером в 5 милях на восток от мыса. Зыбь ENE продолжалась. Высота Барьера была не более 60 футов. Из «вороньего гнезда» его удобно обозревать. Заметна была легкая, по крайней мере с милю, покатость к краю. Позади ясно видна земля Блэкайленда [Черного острова] или Уайтайленда [Белого острова], возвышающаяся над грандиозными очертаниями выдвинутых сжатием ледяных гряд. Мы начертили план края Барьера от той точки, на которой мы подошли к нему, до скал мыса Крозье. На вид он почти не изменился со дней экспедиции на «Дискавери», и Уилсон считает, что он соприкасается с утесом в том же месте.

Барьер круто поворачивает назад на расстоянии 2–3 миль от утесов, тянется в этом направлении с полмили и затем снова поворачивает на запад, сохраняя довольно ровную поверхность. Только за несколько сот ярдов от утесов эта ровная поверхность переходит в хребет, образовавшийся в результате сильного сжатия. При этом следы сжатия на краю менее заметны, чем я ожидал.

Понтинг усердно работал кино— и фотоаппаратами.

В самом углу у скал Ренник измерил лотом глубину— 140 морских саженей. Нельсон взял несколько температур и образцов со дна. При опускании лота на ста метрах глубины лотлинь вдруг ослаб, но через минуту опять натянулся и пошел дальше. Любопытно, что бы такое задержало его? Полагаем, что грузило ударилось в кита или тюленя.

Спустили одну из китобойных лодок и в ней свезли нас к берегу: Уилсона, Гриффиса Тэйлора, Пристли, Эванса и меня. Было столько охотников, что, вместо обычной команды, на весла сели Отс, Аткинсон и Черри‑Гаррард; последний поймал несколько крабов.

Прибой не позволил нам высадиться. Я было надеялся удостовериться, можно ли пройти между ледяной грядой и скалой — путь, по которому Ройдс однажды добрался к месту гнездования императорских пингвинов. Подходя к углу, мы увидели, что большая глыба морского льда втиснулась между Барьером и скалой и повернулась настолько, что нижняя поверхность ее поднялась фута на три или четыре из воды. На самом верху глыбы сидели старый линявший императорский пингвин и молодой, терявший пух. (Пух уже сошел с головы и с крошечных крыльев и начинал сходить с груди.) В таком возрасте и в этой стадии развития императорский пингвин доселе нам был незнаком. Было бы торжеством изловить этот экземпляр, но к нему нет доступа. Прелюбопытный вид представляли ноги и хвосты двух пингвинов и крыло взрослой птицы, торчавшие из нижней поверхности застрявшей льдины. Птицы, очевидно, замерзли на ней, и теперь вода замывала их под льдину.