Эксклюзивное соблазнение - [29]

Она сморгнула слезы. Не надо думать об этом сейчас, когда Доменико сидит у нее на коленях и жадно ужинает из бутылочки. Ему не нужно видеть ее слезы.

Она вышла замуж за Алессио, зная, кто он и что ему необходимо. Она сама виновата в том, что позволила себе поверить в иллюзии после их страстных занятий любовью и тех уступок, которые он сделал, чтобы помочь ей вписаться в мир Палветти. Она почти забыла, каков Алессио на самом деле.

И ей не нравилось, что, проводя время с Доменико, она постоянно думает об Алессио.

Когда ее муж просунул голову в дверь детской, ее сердце забилось чаще.

Доменико обрадовался Алессио, вынул бутылочку изо рта и протянул ему руки.

Бет заметила удивление на лице Алессио и изо всех сил постаралась сдержать отвращение, когда он подошел и взял у нее Доменико.

Он поднял визжащего ребенка на руки и пронес его по комнате.

Доменико был в восторге…

Как может Алессио даже подумать о том, чтобы отправить его прочь из дома? Неужели он такой бесчувственный?

Вскоре Алессио поцеловал Доменико в щеку и вернул его Бет.

Мальчик немедленно выхватил у нее из руки наполовину выпитую бутылочку и сунул ее в рот.

– Умница, – восторженно сказал Алессио и посмотрел на Бет. – Ужин будет готов через десять минут.

Она слабо улыбнулась.

– Я уже поужинала.

Алессио кивнул и вышел из комнаты.

– И долго ты будешь молчать? – Алессио поужинал в одиночестве, а потом пришел в свою спальню. Бет лежала в постели на боку и читала книгу. Она не посмотрела на него, когда он вошел, не ответила на его сообщение о том, что он примет душ, не повернулась и даже не взглянула на него, когда он лег рядом. Алессио заметил, что она в пижаме.

Она не произнесла ни слова.

Его собственный гнев почти утих.

Алессио думал об их разговоре несколько часов. Споры и разногласия неизбежны, но он уже во второй раз потерял самообладание в офисе. Второй раз за неделю после пятнадцати лет абсолютного хладнокровия и логического мышления. Когда окружающие его люди повышали голос, он обычно ждал, пока они успокоятся.

Но оставаться спокойным рядом с Бет он не мог.

Он едва снова не занялся с ней любовью на рабочем месте.

– Бет… – Он старался подобрать лучшие слова, чтобы помириться с ней. Но он не станет извиняться за то, что желает лучшего для своего племянника. – Мне жаль, что ты расстроилась.

Она перевернулась на спину, положила книгу на живот, резко вдохнула и уставилась на потолок.

– Я не расстроилась, Алессио. Я злюсь. Мне наплевать, если в вашей семье принято вышвыривать всех своих детей в школу-интернат. Я не хочу такой участи для Доменико. Это жестоко и варварски.

Алессио едва не выругался. Бет не отступалась.

– Я говорил тебе, что в школе отличные учителя и наставники.

– Это избавляет детей от тоски по дому? – спросила она.

– Я никогда не тосковал по дому.

– Никогда? Ни разу?

– Мне нравилась эта школа, – искренне ответил он. Учеба была нелегкой, но интересной: уроки, семинары, спорт и все необходимое для растущего подростка. Он заводил друзей, делился личным опытом.

Но не стоит говорить об этом Бет, потому что ему не удастся ее убедить.

– Если бы я заскучал, ко мне приехали бы бабушка и дедушка.

– Бабушка и дедушка? – спросила она. – Не твои родители?

– Мои родители были слишком заняты на работе.

– Слишком заняты, чтобы навестить собственных детей в школе-интернате в чужой стране. Но ведь у каждого Палветти есть личный самолет. По-твоему, это нормально?

Алессио сердито вздохнул.

– Они делали так ради нас. Это не значит, что мы были лишены любви и внимания. Я всегда знал, что мои родители любят меня. Они усердно работали ради моей пользы. Мои бабушка и дедушка вышли на пенсию, а родители работали в компании. Мы проводили с ними много времени. Так мы работаем. Мы тратим двадцать – тридцать лет своей жизни, чтобы передать успешный бизнес следующему поколению Палветти. Когда следующее поколение будет готово работать, мы уйдем в отставку и передадим им бразды правления.

– И все начнется сначала, – сказала она.

– Именно так.

Бет долго молчала, и Алессио решил, что она наконец поняла его.

Но ее мятежный тон развеял все его предположения.

– Возможно, тебе нравилось в школе-интернате, но я отказываюсь верить, что ни один из вас не скучал по дому. Доменико скучал.

– Я уже признал, что Доменико отличался от всех нас.

– Ты хочешь сказать, он не был внушаемым роботом, – произнесла Бет.

Чувствуя, что вот-вот взорвется, Алессио сел и опустил ноги на пол.

– У Доменико было точно такое же воспитание, как и у меня, но он восстал против всего еще в юности.

– А может быть, он восстал потому, что хотел, чтобы за ним присматривали родители, а не няни и гувернантки и не бабушки и дедушки. Детям нужна любовь.

– Она у нас была, – сказал он.

– Неужели ты совсем не скучал по своим родителям? Неужели тебе не было обидно, что они слишком заняты работой и не укладывают тебя спать?

– Как я могу обижаться на то, чего у меня никогда не было? Я знал, что они любят меня и работают ради меня. Этого мне было достаточно. Я мечтал о том дне, когда повзрослею и стану работать с ними. То же самое будет и с малышом Доменико.

Он услышал шорох у себя за спиной, повернул голову и увидел, что Бет сидит со скрещенными ногами под одеялом.