Экономист под прикрытием - [88]
Как и в странах советского блока, промышленностью в Китае управляли плановики. В плане указывалось, к примеру, что такой-то металлургический завод должен произвести такое-то количество стали, и эта сталь будет использована для заранее предусмотренных планом целей, а чтобы её произвести, на завод будет поставлен уголь из расчёта 0,8 тонны угля на тонну стали, и так далее. Требовались неимоверно сложные расчёты, даже если допустить, что бюрократы рангом ниже сообщали достоверные сведения об издержках производства и качестве продукции. (Ведь всем было выгодно жаловаться на плохое качество и недопоставки сырья и оборудования, но в то же самое время рапортовать о выпуске продукции превосходного качества и в огромном количестве. Если вы не построили правдивый мир, до истины не докопаешься.) Но если оставить в стороне пагубные утопические прихоти Мао, такая система могла какое-то время работать сносно, поскольку каждый раз у плановиков перед глазами был хотя бы план предыдущего года.
По мере того как экономика росла и менялась, корректировать планы выпуска продукции и грамотно размещать капиталовложения становилось всё труднее. Потому-то рентабельность капиталовложений в 1976 году была намного ниже, чем в 1950-е. Рыночная система справилась бы с задачей намного лучше, но создать её было непросто. Без поддержки соответствующих институтов рынки работают неважно: в рыночной экономике должны быть банки, чтобы люди могли брать коммерческие кредиты, должно быть договорное право для разрешения споров и у граждан должна быть уверенность, что их доходы не конфискуют. Такие институты за день не создашь. А между тем очень многие работники в социалистической экономике были вовлечены в непродуктивную деятельность, и им просто нечего было бы есть, если не предусмотреть специальное вмешательство или не выдавать им ту или иную компенсацию. Наиболее остро проблема стояла в промышленном секторе, который был сильнее всего привязан к системе планов, служил правительству инструментом создания накоплений и источником большей части государственных инвестиций.
Если бы Дэн решил просто отказаться от планов и перейти к рыночной системе в одночасье, вероятным результатом были бы схватка за собственность, обрушение финансового сектора (поскольку многие государственные банки нвыдавали займов, на возврат которых не было никакой надежды), массовая безработица и даже голод. Вполне возможно, ситуация бы быстро выправилась, а возможно - и нет. (В бывшем СССР в 1990-е годы подобная «шоковая терапия» привела к коллапсу экономики.)
Что хуже, столь крайние меры ударили бы по стольким интересам — включая интересы огромного числа рядовых граждан, — что были политически неосуществимы. Дэн, прежде чем встать во главе страны, при Мао сам дважды попал под чистку, так что он знал цену политической поддержке.
Поэтому Дэн и его единомышленники-реформаторы избрали более осторожную стратегию. В 1985 году были заморожены планы: предписываемые государством объёмы выпуска продукции перестали расти с ростом экономики. Взамен государственным предприятиям было разрешено делать со сверхплановой продукцией всё, что они пожелают. Эффективные угледобытчики находили эффективных сталелитейщиков, желавших купить сверхплановый уголь, чтобы выплавить сверхплановую сталь и продать ее эффективным строительным фирмам. Попытки неэффективных фирм расширить производство ничем не кончались.
Успех стратегии предопределили несколько факторов. Во-первых, она была понятна, а обязательство заморозить планы внушало доверие. Последнее очень важно: если бы плановики постоянно увеличивали и корректировали планы с учётом информации, поступающей с рынка сверхплановой продукции, этот рынок быстро перестал бы производить полезную информацию. Директора предприятий, увидев, что их успехи тут же оборачиваются увеличением плана на следующий год, предпочли бы сидеть и не рыпаться.
Во-вторых, неизменность планов обеспечивала определённую стабильность. Людям было гарантировано сохранение рабочих мест. Было ясно, что хуже не будет, а если добиться роста, то может, всё станет ещё лучше. И многие ухватились за эту возможность, предпочитая долгий рабочий день и плохие условия труда на текстильной фабрике за несколько тысяч миль от своих семей прежним потугам наскрести на жизнь — если её можно так назвать, — вкалывая на самой бесплодной в мире земле.
В-третьих, рынок действовал именно там, где нужно: на пределе. Как мы помним, для эффективности экономики крайне важны предельная (маржинальная) стоимость и маржинальная выгода. Представим себе директора завода, который раздумывает, производить ли ему ещё одну тонну стали, прибыль от продажи которой останется у предприятия. Если ему известна маржинальная стоимость (стоимость производства одной дополнительной тонны), а покупатель предлагает рыночную цену (которая отражает ценность одной дополнительной тонны для покупателя), тогда директор примет правильное решение: производить, если цена выше маржинальной стоимости. Производство будет эффективным.
Решения о том, что произойдёт с прочей произведённой на заводе сталью, с этой точки зрения не важны. Девять тонн из десяти можно выпустить и отправить потребителям в соответствии с планом, эффективность же определяется решением по десятой тонне.
Почему одним – все, а другим – ничего? Можно ли добиться успеха, если не идти на риск? Известный английский журналист и экономист Тим Харфорд выяснил, что законы природы, открытые Чарльзом Дарвином, работают и в бизнесе, и в повседневной жизни, поэтому метод проб и ошибок – единственно верный, какую бы проблему мы ни решали. Все, абсолютно все успешные люди начинали свой путь к вершине с череды более или менее серьезных неудач. Удивительные истории успеха и сокрушительных поражений, рассказанные в этой книге, помогут вам изменить свое отношение к миру.
Если вы ищете нестандартные подходы к организации дел, то книга, которую вы держите в руках, сможет вас удивить. Тим Харфорд, экономист, колумнист Financial Times, который работал во Всемирном банке и преподавал в Оксфорде, утверждает, что толика хаоса в нашей жизни может стать катализатором удивительных свершений. Используя примеры из нейробиологии, психологии, социологии, а также жизни людей, которые меняли историю и совершали революции в экономике и бизнесе, автор доказывает, что способности к творчеству и инновациям напрямую связаны с беспорядком и смятением. На русском языке публикуется впервые.
В книге Тима Харфорда на примере пятидесяти изобретений освещаются некоторые захватывающие подробности функционирования мировой экономики и рассказывается о том, как новые идеи меняют баланс экономических сил и наш образ жизни.
Мы живем среди огромного количества мифов, созданных в разные времена различными группами людей. Один из таких мифов — экономическое и техническое могущество Советского Союза, наследницей которого сегодня является Россия. Мы постараемся, приводя факты, показать, кем и как создавалось советское чудо.
«Экономика добра и зла» — результат размышлений Томаша Седлачека о том, как менялись представления человека о мире с экономической точки зрения. Автор предлагает взглянуть на экономику не как на строгую научную дисциплину, а как на культурное явление, продукт нашей цивилизации. Он обращается к важнейшим историческим источникам и трудам великих мыслителей: от шумерского эпоса и Ветхого Завета до древнегреческой и христианской литературы, от Рене Декарта и Адама Смита до современной эпохи постмодернизма, чтобы показать развитие экономического мировоззрения.
Учебное пособие соответствует государственному образовательному стандарту высшего профессионального образования. В нем излагаются основные проблемы философии управления (менеджмента). Раскрывается суть предмета, ключевые понятия и закономерности и даётся краткая история формирования госуправления в России. Рассматривается триединство: власть – политика – управление. Анализ состояния системы управления в современной России.Учебное пособие предназначено для студентов, магистров, преподавателей вузов.
Книга посвящена анализу реформ, которые происходили в России в начале XXI в. Речь идет о реформе аграрной сферы, земельных отношений, миграционной политики, некоммерческого сектора, почты, розничной торговли и трудовых отношений. Авторы не ограничиваются простым перечислением того, какие формальные новшества составляли суть реформы в этих сферах. Задача авторов – показать, что у каждой реформы своя предыстория, своя хроника борьбы групп интересов, своя динамика и свои последствия. Анализируются логики, которыми руководствовались реформаторы, и доводы их оппонентов, а также реакция населения и бизнеса.
Принято считать, что существующие различия в экономике, политике и обществе отражают влияние различных институтов. Но среди экономистов, политологов и социологов нет единого мнения о том, что представляют собой институты, какие силы влияют на их сохранение и изменение и как мы можем повлиять на институциональное развитие. Эта междисциплинарная книга предлагает понятие институтов, которое объединяет внешне противоположные направления институционального анализа в социальных науках. В ней используется единый подход к изучению происхождения и сохранения институтов, их изменения и влияния предшествующих институтов на последующие.Достоинства этого подхода демонстрируются при помощи сравнительных исследований институтов в средневековом европейском и мусульманском мире.
Власть в США принадлежит корпорациям, а в самих корпорациях все подчинено генеральному директору. Как вышло, что некогда скромные управленцы, чья основная задача — изо дня в день работать на интересы акционеров и инвесторов, вдруг превратились в героев первых полос деловой и «глянцевой» прессы? Почему объем их вознаграждения — десятки миллионов долларов — сравним с доходами деятелей шоу-бизнеса или спортсменов? На каком основании гендиректор, при котором акции компании упали в цене, все равно, покидая свой пост, получает солидное выходное пособие? О причинах сложившейся ситуации и о том, как ее изменить, рассуждает юрист и бизнесмен, посвятивший себя борьбе за права акционеров. Корпократия (лат.