Экологический роман - [6]

Голубев пришел в счастливое расположение духа: мыслимо ли соорудитьстоль дурную махину? И с легким сердцем пошел в окружком и положил настол первому свои расчеты. Он думал, секретарь их посмотрит, даже вникнет, вздохнет и отложит в сторону.

Но секретарь вник:

- Серьезно получается. Считал-то правильно?

- Трижды пересчитывал.

- Ну что же... Мы тебе доверяем. Мы на бюро окружкома прикидывали - у нас цифры получились другие. Ну что поделаешь, если надо! Мы тебедоверяем!

Голубев доверию первого не доверился: сумасшедший проект! И, выйдяиз окружкома, забыл об этом сумасшествии.

Но однажды - утро было, часов десять, темь была, туман над Обью,Голубев жил в то время в избушке на Ангальском - вдруг сперва издали, потом все сильнее, а вот уже и под самыми окнами раздались стоны, ужасныйскрип и треск. Словно бы ледоход на реке начался. Голубев накинул шапку,малицу надел, унты натянул, выбежал из избы: по берегу двигаются тени. Там,где двигаются тени, там и скрипит и вопит снег.

Обоз шел. Возницы шагали медленно, и медленно лошади тянули санис грузом.

Голубев подбежал к ближней тени, к вознице:

- Куда?

Возница приостановился.

- На мыс. На Каменный.

- Чего везете?

- Бревна везем... Сердчишко у Голубева екнуло:

- А - зачем?

- Обь, сказывают, городить будут.

- Поперек?

- Ну не повдоль же Обь городить!

Тут задняя подвода наехала на эту, переднюю, задний возчик на этогозаругался:

- Кому там пути не стало? Чтоб тебя...

С неделю было: скрип-стон по берегу, мимо Ангальского везли и везлина мыс Каменный бревна.

Еще спустя время опять задребезжал эриксоновский телефон в городскомпомещении гидрометстанции:

- Голубев? Окружком партии будет говорить. Окружком партии сказал:

- Будьте готовы, Голубев! Завтра в двенадцать по распоряжению первого мы с вами едем на мыс Каменный. Посмотрим, как ведутся работы. Поустановке невода. Ознакомимся.

- Простите, кто говорит?

- Зав рыбным отделом окружкома. В двенадцать за вами заеду!

Следующий день был не солнечный, не ясный. Солнце откуда-то,непонятно откуда, освещало небо, землю слегка, хотя дни были уже длиннееи светлее начало марта было. А морозец был настоящий, зимний.

Ехали двое в кошевке, с ног до головы закутавшись в оленьи шкуры,одетые в малицы, возница - тот в гусе, лохматом и волосатом, пестром иширины необъятной. Возница впереди на облучке. Ехали молча и к мысуКаменному уже в темноте подступились, в полной и звездной темноте. Огнизамелькали электрические, будто бы уличные, и окружкомовский рыбакпояснил:

- Общежитка. Бараки. Рыбаки живут. Которые невод ставят. И тут же замолк, прислушался... Как не прислушаться: с мыса Каменногодоносилась музыка! Духовой оркестр! Уже и мелодия различалась утесовская:

"Легко на сердце от песни веселой..."

Когда выбрались из кошевки, направились к бараку - барак-то и светил в темную ночь огнями, - окружкомовец сказал со строгостью:

- Надо разобраться! Обязательно надо! Ознакомиться! Вошли в барак и, чтобы разобраться и ознакомиться, остановились сразуже за порогом, оглянулись по сторонам. Барак длинный-длинный, по обестороны двухъярусные нары, на нарах люди лежали, курили, играли в картыи громко друг на друга кричали - разговором надо было заглушать оркестр.

В середине барака различались и музыканты - энергичный барабанщикс большим барабаном, два трубача и кто-то четвертый, флейтист, кажется, всеокутаны густым банным паром. Пар был потому, что в проходе между нарамисушились на веревках влажные тряпицы: портянки рыбацкие сушились,много портянок, в два раза больше, чем рыбаков. Рыбаков же находилосьздесь человек сто и даже больше.

- Так, так. Надо разобраться! - сказал окружкомовский рыбак.На них, на вошедших, никто не обратил внимания, и только спустя время подошел человек, должно быть начальник:

-- Милости просим! Дорогих гостей - просим!

- Музыка откуда? - спросил окружкомовец.

- Вольнонаемные!

- Так, так... Как идут работы? По графику?

- С опережением... - отвечал какой-никакой, а все-таки начальник ипригласил гостей в "кабинет".

Кабинет: разгоряченная докрасна железная печка, мятая-перемятая кровать с оленьими шкурами в головах, две табуретки и что-то похожее на столик - там лежали бумаги, разбросаны карандаши и школьные ручки,стеклянная чернилка-непроливашка стояла, стоял будильник. Были счеты и две порожние бутылки из-под спирта. На стене висел табель-календарь сзачеркнутыми, уже канувшими в прошлое датами января, февраля и первойнедели марта месяца текущего, 1943 года.

- Вот, - пояснил хозяин "кабинета", - вот оно нонче и Восьмое марта! Настало! Женский день. Вот и отмечаем: оркестр.

- А женщины-то у вас есть?

- Три-четыре найдется. Поварихи, прачки.

- Значит, оркестр не каждый день? - спрашивал окружкомовец.

- Ну как не кажный? Обязательно кажный. Люди же! Живые! Им жекультурно-просветительная работа требуется!

- При чем же праздник, Восьмое марта, если оркестр - каждый день?

- Как ни при чем? В будни они разыгрывают час, от силы полтора, а впраздники - так весь вечер. Пятнадцать минут антракт, после снова да ладом.

Начальник был маленьким, хриплым, но очень просто он заглушалоркестр. Окружкомовец был крупным, медлительным, рявкнет - стеныдрожат, но оркестр его заглушал.