Экипаж «Меконга» - [160]

— Вера Алексеевна, мне нужно с Колькой поговорить.

— Не сегодня, Юрочка. Слаб он еще. Приди завтра.

— А записку передать можно? Понимаете, срочное дело.

— Ну пиши.

Юра вырвал листок из записной книжки и быстро написал:

«Привет, старик! Мы все живы и ждем тебя. Сейчас же ответь: был Бенедиктов в моторке или нет?»

Он передал записку Вере Алексеевне:

— Пусть он ответит одним словом: да или нет.

«Последняя надежда», — думал Юра, нервно вышагивая по вестибюлю в ожидании Веры Алексеевны. Хоть бы он ответил: да. Можно будет сразу выкинуть из головы эту страшную перекладину, торчащую из бетона. Хоть бы!..

Вернулась Вера Алексеевна и подала Юре его записку. Поперек записки стояло крупными буквами:

НЕТ

Войдя в квартиру, Рита сразу увидела, что Анатолий Петрович был здесь. Неубранная постель, пижама, брошенная на спинку стула, стакан с недопитым чаем и сахарница на столе… Очевидно, во время ее отсутствия он жил дома, а не у Опрятина.

Она позвонила в Институт физики моря, но ей никто не ответил: рабочий день уже кончился. Рита постояла в раздумье, потом набрала номер Опрятина. Спокойные, неторопливые гудки. Нет дома. Где же Анатолий?

«Приму ванну… — решила Рита. — Нет, сперва зайду к соседям».

Она вышла на лестничную площадку и позвонила у соседней двери. Открыла девочка с большим белым бантом на голове. Она не знала, где дядя Толя, она его не видела уже несколько дней, а ее мама и папа ушли на футбол.

— А кошка ваша у нас. Вы ее заберете? — с сожалением спросила девочка.

— Поиграй с ней еще. Потом заберу.

Рита вернулась к себе. Мать гостила у родственников в Ростове, вот ее письма в почтовом ящике. Кому же еще позвонить?… Она вспомнила этого неприятного типа, Владимира. Кажется, он живет в том же доме, что и Николай. Как жаль, что у Коли нет телефона…

Рита приняла ванну, потом снова позвонила Опрятину. На этот раз Николай Илларионович оказался дома.

— Маргарита Павловна? — сказал он изумленно. — Вы в городе?

— Да, как видите. Где Анатолий?

— Простите… — Опрятин запнулся и помолчал немного. — Вы спрашиваете, где Анатолий Петрович? Разве вы не знаете?…

— Что случилось? — крикнула она в трубку, прижимая ладонь к груди.

— Анатолий Петрович работал в нашей островной лаборатории. Мне больно говорить… Он погиб при неожиданном извержении…

— Вы лжете! Его не было в лаборатории?

— Я понимаю ваше состояние, — мягко и сочувственно сказал Опрятин. — Поверьте, я самым искренним образом…

— Ложь! — закричала она яростно. — Он уехал с острова вместе с вами! Что вы с ним сделали, негодяй?

— Я не могу продолжать этот разговор.

В трубке щелкнуло, посыпались частые гудки отбоя.

Рита медленно опустила трубку на рычаг. Минуту или две она стояла, уронив руки, в мертвой тишине пустой квартиры. В открытую форточку влетела муха и стала биться о стекло.

— Точить ножи-ножницы! — донеслось со двора. Рита схватила трубку и быстро набрала Юрин номер.

Неторопливые гудки. Выждав немного, она снова закрутила диск. Юра не отвечал.

Из больницы Юра примчался домой на такси. Он заперся в ванной, погасил свет и принялся проявлять последнюю фотопленку.

За дверью скулил голодный Рекс. Надрывался телефон. Юре было некогда. Валька, наверное, звонит. Подождет. Потом он ей сам позвонит.

Выхватив мокрую пленку из фиксажа, он зажег свет и нетерпеливо просмотрел ее кадр за кадром. Странно выглядели негативы снимков, сделанных в островной лаборатории. Вот! Клетка, перекладина, торчащая из пола, а ниже — какое-то смутное белесое пятно… Что за чертовщина! Аппарат схватил то, что было под бетоном?!

Юра включил вентилятор, чтобы быстрее высохла пленка.

Теперь — печатать. Он продернул пленку сквозь увеличитель так, чтобы кадр с клеткой стал перед окошком. Подложил бумагу, дал свет. Бросил бумагу в проявитель. В красном свете фонаря на бумаге медленно, словно нехотя, проступила клетка, потом верхняя переклади на кресла… Смутные контуры самого кресла и…

У Юры по спине пробежали мурашки.

На снимке проступили туманные очертания человеческого тела. Оно полулежало в кресле, снятое странным ракурсом — сверху вниз.

Вова чувствовал себя скверно. Официальное лицо, вызвавшее его к себе повесткой, знало многое из его биографии. Знало даже о том недолгом периоде, когда Вова после демобилизации сделался автоинспектором…

Тогда он, Владимир Бугров, любил стоять на шоссе вблизи колхозного рынка. Он хозяйски оглядывал проносящиеся мимо машины и останавливал иные из них мановением руки. Просмотрев документы шофера, он говорил:

— Ты хороший мужик. Езжай себе. Только сначала давай выпьем.

Они шли к ларьку. Вова заказывал себе двести граммов, а шоферу пить было нельзя: за рулем не положено. Шофер только платил. Вова залпом выпивал стакан, молодецки крякал, возвращался на шоссе и выбирал очередную жертву.

Вскоре стоустая молва донесла до управления милиции весть о богатыре-автоинспекторе, который целый день глушит водку чайными стаканами без закуси и при этом сохраняет бодрость и зоркость. Начальство, зная, что Бугров человек непьющий, заинтересовалось. Выяснилось, что Бугров заключил с ларечником соглашение, по которому ему наливалась чистая вода, в то время как шоферы платили за водку. На этом автоинспекторская карьера Вовы кончилась…