Экипаж - [23]

Он строго осудил себя и, поскольку вторая половина дня была у него занята свиданием с Денизой, он решил без промедления отправиться на квартиру своего друга.

Им тут же овладело нетерпеливое любопытство. Ему предстояло увидеть женщину, наполнившую жизнь Клода страстью и страданием. По его описанию Эрбийон представил себе строгое и бледное лицо, чистый лоб и таинственность всего ее образа.

«Вот было бы забавно, если бы я в нее влюбился», – сказал он сам себе, недоверчиво улыбнувшись.

Он обратил особое внимание на свою одежду, до исключительного блеска отполировал ботинки, за которыми он ухаживал сам, с тщательной небрежностью надел кепку и вышел, вполне довольный своей особой.

Горничная провела его в маленькую гостиную и попросила подождать. Комната, обтянутая очень светлым, золотистого цвета шелком, дышала радостным гостеприимством. Большие белые вазы были увенчаны огненно-рыжими коронами ноготков. Низенький диван покрывали подушки, обтянутые дорогой, но чуть поблекшей тканью.

Эрбийон стоял перед овальным зеркалом в старинной серебряной раме и любовался своим отражением, как вдруг услышал звук шагов, и сердце eго сжалось. Прежде чем он разобрался, в чем причина, на пороге появилась молодая женщина.

Жан не смог сдержать возгласа:

– Ден!..

Он узнал свою любовницу. Эта встреча показалась ему столь невероятной, что он засомневался. Он прореагировал на некое необычайное сходство, или же его глаза, слишком привыкшие к образу Денизы, видели ее повсюду.

Однако молодая женщина неподвижно стояла в проеме двери и голосом, несмотря на то, что он был еле уловим, именно тем самым голосом, который он боялся услышать, тихо сказала:

– Я тебя ждала.

Эрбийон медленно попятился назад, будучи не в состоянии отвести от нее ошеломленного взгляда. Он пытался с помощью какого-нибудь слова или жеста вырваться из душившего его оцепенения. Она, между тем, все еще неподвижно стоя в проеме, продолжала:

– Клод уже спрашивал меня, приходил ли ты.

Имя его друга на устах его любовницы. Письмо, лежащее у него в кармане… Признания на дороге Жоншери. Ласки в его холостяцкой квартире…

Все это приливами накатывалось в мозгу молодого человека, тяжелая оторопь связывала его по рукам и ногам, не давая пошевелиться, а гостиная утонула в тумане. Он пробормотал, словно желая убедить себя в том, во что он не мог поверить:

– Значит… Элен Мори.

Она опустила голову. Жан вытер пот со лба.

– Ладно, объясни, – глухо сказал он.

У молодой женщины сорвался жест бессилия: все было слишком очевидным. Тем не менее она сказала:

– Сначала по адресу, затем из его писем я узнала, что вы служите в одной эскадрильи. Я думала, что ты больше не находишься в неведении.

– Что? Ты могла предположить, что, узнав, я промолчу?

– Но ведь я же это сделала! – воскликнула Дениза.

Его охватила смутная гордость; в своем тревожном желании разобраться Жан проявил неосторожность… Он рассуждал только о самом себе.

– Как же мне было догадаться? Ты все от меня скрыла, вплоть до своего настоящего имени! Вплоть до самых малейших деталей.

– Но ведь он рассказывал тебе обо мне, я в этом уверена! – воскликнула она.

Взгляд любовника упал на молодую женщину так, как будто он никогда прежде не всматривался в ее черты. Его губы ошеломленно бормотали:

– Какими же глазами он смотрел на тебя? Он описывал тебя раз десять, и не разу у меня не возникло ни малейшего подозрения.

Он удрученно думал о чудовищной ошибке своего друга, не знающего, что у женщины – сто лиц и все они подлинные, так как не она создает их, а те, кто смотрят на нее любящими глазами.

Воспользовавшись его молчанием, она порывисто кинулась к нему и своими обнаженными руками обвила его шею:

– Поцелуй меня, Жан, – взмолилась она.

Каждый нерв Эрбийона дрожал от возмущения. Так что же, Дениза воображает, что, как только рассеется первое удивление, он овладеет ею, как и прежде? Он резко расцепил ласкавшие его руки и жестким голосом сказал:

– Послушай, ты что, разве не знаешь, как он тебя любит?

Черты молодой женщины помрачнели от унижения, но она захотела подыскать этому отказу лестное объяснение.

– Ты ревнуешь? – спросила она.

Лицо Эрбийона исказилось в дерзкой улыбке. Дениза же никак не хотела понять, что его охватил жгучий стыд, похожий на тот, который возникает при внезапно выявленном кровосмешении; чувство, сотканное из уважения, жалости и братства по оружию, теперь было навсегда осквернено, разрушено! А она в тот самый момент, когда он это осознавал, осмеливалась соблазнять его своим телом, волнующие очертания которого под полураспахнутой одеждой он узнавал с какой-то странной ненавистью.

Ему почудилось, что жалкий призрак Мори находится здесь и слушает их диалог; и все в нем: его юная преданность, еще не знакомая с компромиссами, и его чувство товарищества, обостренное жизнью в эскадрильи, гордостью за доверие, оказанное ему человеком, превосходящим его в интеллектуальной утонченности, и его пылкая натура, не допускавшая приспособленчества, – все содрогнулось от яростного негодования.

– Да, речь идет о ревности! – воскликнул он. – Но лучше бы уж было так, в тысячу раз лучше, ты слышишь? Как я теперь туда вернусь?