Екатерина Великая. Завершение Золотого века - [28]

— Мы потеряли два корабля.

— Это ведь не так много?

— Могло быть хуже, государыня, в десять раз!

Императрица удовлетворенно кивнула.

— Напомните мне, кто же отличился в том сражение, адмирал?

Отличился командующий правым авангардом, адмирал Антонио Коронелли.

— Ах, да! Коронелли! И ни одного русского?

Чичагов сделал лицо, дескать — обижаете, государыня-матушка!

— Наши молодцы, все как один герой! — почти вскричал он. — Но сей Антон Коронелли дал им прикурить паче других (адмирал выразился нецензурно и сам того не заметил). Екатерина сделала вид, что не слышала оного.

— Стало быть, — отметила она, — Коронелли, особливо дал прикурить шведам. Каков молодец! Не напрасно мы ему дали орден Святого Владимира с бантом. А вы ведаете, что предки оного крещенного еврея дали денег мореходу Христофору Колумбу, коий сподобился открыть миру Америку?

Чичагов отрицательно мотнул головой:

— Нет, государыня-матушка, не сподобился знать таковое за сим Коронелли. Все знали, что Антон Яковлевич был русским консулом на каком-то греческом острове, кажется, на Родосе, много лет назад. Ведали, что с нашим героем Михаилом Кутузовым был на дипломатическом поприще в Константинополе. А более ничего не знаю, матушка-государыня…

— Стало быть, сей Коронелли дал прикурить шведам. А кто и как отличился в других сражениях?

Чичагов вновь оживился:

— На рейде порта Ревель, Ваше Величество… Тот бой, государыня-матушка, стоил шведам больших жертв: шестьдесят один убитый, около того — раненых и более пяти ста пленных, один корабль попал в наши руки, один потерпел крушение, опричь того, много сброшенных орудий, чтобы сойти с мели. Так их мать их… (последовал крепкий русский мат.) Екатерина паки сделала вид, что не заметила, а Чичагов, все громче и громче повествуя, вообще даже себя не слышал, в таком увлечении он рассказывал, как будто тот рейд паки видел перед собой.

Дабы успокоить его, Екатерина испросила:

— А наши потери?

— Наши потери, всего ничего: лишь восемь убитых и двадцать семь раненых.

— А, главное, результатом сражения стало, — как вы сами ведаете, — крушение их плана разгромить по частям наши силы. Опричь того, их план заменить свои потери нашими захваченными кораблями тоже не удался. Посему, ох, и не сладко было шведскому флоту!

Описав решительную битву и дойдя до того, когда неприятельский флот обратился в полное бегство, адмирал совершенно забылся, соскочил со своего места, ругая трусов-шведов, пробежал мимо императрицы, вокруг стола, причем употреблял таковые слова, кои не можно услышать окроме, как в толпе черного народа. «Мы их… я их…» — кричал адмирал. В какой-то момент, адмирал опомнился, и в ужасе повалился перед императрицей…

— Виноват, матушка, Ваше Императорское Величество…

— Ничего, — как ни в чем ни бывало сказала императрица, не дав заметить ему, что поняла непристойные выражения, — ничего, Василий Яковлевич, продолжайте: я ваших морских терминов не разумею.

Она так спокойно сие проговорила, что оконфуженный адмирал, даже не заподозрив, что государыня все прекрасно понимает, сел назад в кресло и докончил рассказ. Императрица же слушала его с чрезвычайным благоволением, что явилось бальзамом для старого морского волка.

* * *

До покоев императрицы доходили сплетни о связи князя Потемкина с прекрасной гречанкой Софией де Витт. Опричь нее, в ставке Главнокомандующего находились Екатерина Долгорукова, Прасковья Потемкина — жена Павла Потемкина. Стало быть, понятно: князь Потемкин, вместо того, чтобы предпринять штурм крепости, завоевывал расположение то одной, то другой красавицы. Государыня Екатерина Алексеевна такожде ведала, что оное изрядно раздражало его окружение. К тому же не было никакого движения для приближения заветной цели — осуществления «Греческого прожекта». Как и прочие генералы, генерал-аншеф Александр Суворов такожде более года провел в бездействии. Дабу заполнить время, он писал прожекты будущих боевых действий и так хорошо изучил турецкий язык, что поражал своими знаниями переводчиков. Он стоял со своим отрядом в Молдавии под Галацом, ожидая привлечения его войск к военным действиям. Наконец, двадцать пятого ноября, секретно, он получил от Потемкина письмо содержавшего следующие строчки:

«Извольте поспешить под Измаил для принятия всех частей под вашу команду. Моя надежда на Бога и вашу храбрость. Поспешите, мой милостивый друг…»

Это был приказ приступать к штурму. Александр Васильевич, не медля, распорядился готовиться в дорогу. К вечеру он получил от князя Потемкина еще письмо со словами:

«Много там равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род сейма нерешительного. Де Рибас будет вам во всем на помогу и по предприимчивости и усердию; будешь доволен и Кутузовым».

Генерал-аншеф давно сетовавший, что «веников много, да пару нет», ответил коротко:

«Получа повеление вашей Светлости, отправился я к стороне Измаила. Боже, даруй вам свою помощь!»

Он велел немедля приготовить и отправить под крепость тридцать лестниц, а также выступить туда любимому Фанагорийскому полку, двум сотням казаков, тысяче арнаутов и ста пятидесяти охотникам Апшеронского полку, через два часа с конвоем из сорока казаков, граф Александр Суворов выехал к Измаилу. В дороге, опередив всех, он, вместе с одним из сопровождающих его казаков, подъехал к русским аванпостам второго декабря. На посту их пропустили, и мгновенно по русскому лагерю пронеслась радостная весть о приезде самого генерал — аншефа Суворова. На батареях раздались приветственные залпы. Русский военный лагерь беспримерно ожил, все радостно поздравляли друг друга, точно появление генерала — уже была равносильна победе.