Екатерина Великая. Портрет женщины - [11]

«Мой господин, уверяю, что ваши советы и ваши увещевания навсегда останутся в моем сердце, как и семена святой веры, посеянные в моей душе; я молю Бога дать мне силы выдержать все искушения, которым мне придется подвергнуться <…> Надеюсь обрести утешение от мысли, что оказалась достойной этого, а также рассчитываю получать добрые известия от моего милого Papa. Ваша до конца дней, с глубочайшим уважением, мой господин, скромная, послушная и преданная дочь и слуга Вашего Высочества, София».

Отправляясь в незнакомую страну, благодаря сентиментальным настроениям императрицы, материнским амбициями и интригам короля Пруссии юная девушка окунулась в серьезную авантюру. Когда грусть расставания с отцом прошла, сердце Софии наполнилось волнением. Она не боялась долгого пути или трудностей, связанных с предстоящим браком с юношей, которого она видела лишь однажды четыре года назад. То, что ее будущего мужа считали невежественным и упрямым, что его здоровье было хрупким и он был несчастлив в России, совершенно не волновало Софию. Она ехала в Россию не ради Петера Ульриха. Гораздо больше ее интересовала сама Россия, а также близость к трону Петра Великого.

Даже летом дорога из Берлина в Санкт-Петербург была такой тяжелой, что большинство путешественников предпочитали добираться морем. Зимой же по ней ездили только дипломатические и почтовые кареты, спешившие по срочным поручениям. Однако императрица требовала приехать как можно скорее, и у Иоганны не было выбора. В тот год к середине января еще не выпал снег, поэтому воспользоваться санями не было никакой возможности. Путешественники весь день тряслись в тяжелых каретах, которые раскачивались и подпрыгивали на замерзших рытвинах. А дувший с Балтики ледяной ветер свистел сквозь трещины в полу и стенах. Мать с дочерью сидели в карете, прижимаясь друг к дружке и кутаясь в тяжелые шубки, их лица закрывали шерстяные маски. У Софии часто так сильно замерзали ноги, что ее выносили из кареты на руках, когда они наконец останавливались на постой.

Фридрих сообщил, что сделал все возможное, дабы облегчить путешествие «графини Рейнбек» и ее дочери, а в немецких городах Данциг и Кенигсберг по его приказу были предоставлены достаточно комфортные условия. После дня, проведенного под скрип колес и щелканье хлыста кучера, путешественников встречали теплые комнаты, кувшины с горячим шоколадом и жареная птица на ужин. Но когда они стали продвигаться дальше на восток по промерзшей дороге, на пути им встречались лишь ветхие почтовые станции, с огромной печью в центре помещения. «Спальные комнаты не отапливались, было ужасно холодно, – писала Иоганна своему мужу, – и нам пришлось остановиться на ночлег в личной комнате почтмейстера, которая мало чем отличается от свинарника<…> Он сам, его жена, сторожевая собака и несколько ребятишек – все лежали вповалку, как капуста и репка. Мне принесли лавку, на которой я и уснула посреди комнаты». Где спала София, Иоганна не уточняла.

Но на самом деле София, здоровая и любопытная, относилась к происходящему как к большому приключению. Когда они проезжали через Курляндию (в настоящее время Латвия), София могла наблюдать за гигантской кометой, которая в 1744 году озарила темное ночное небо. «Никогда в жизни не видела ничего столь грандиозного, – писала она в своих «Мемуарах». – Казалось, она пролетела так близко над землей». Во время путешествия София заболела. «В последние дни у меня случилось несварение желудка, потому что я выпила все пиво, которое у нас было, – писала она отцу. – Дорогая мама помогла с этим справиться, и я снова чувствую себя хорошо».

Мороз усилился, но снег все не выпадал. С рассвета до наступления темноты путешественники тряслись в карете по изрытой колеями замерзшей дороге. После Мемеля им больше не попадались почтовые станции, и лошадей для смены приходилось брать у крестьян. 6 февраля они добрались до Митау, находившегося на границе Польско-Литовского княжества и Российской империи. Здесь их встретил полковник русской армии, командир пограничного гарнизона. Затем к ним присоединился князь Семен Нарышкин, камергер и бывший посол России в Лондоне, который официально приветствовал их от имени императрицы. Он передал Иоганне письмо от Брюммера, напоминавшего ей, что во время представления императрице нужно будет выказать ей «особое почтение» и поцеловать государыне руку. На берегу замерзшей реки Двина, протекавшей около Риги, их поджидала делегация, состоявшая из вице-губернатора и администрации города, а также красивая парадная карета, предоставленная для дальнейшего путешествия. Иоганна писала, что внутри «я обнаружила две великолепные шубы из золотой парчи, подбитые соболем… две муфты из того же меха и покрывало из другого меха, но столь же прекрасное». Когда мать и дочь поехали по обледенелой дороге в город, крепостные пушки дали залп в знак приветствия. В этот момент безвестная графиня Рейнбек превратилась в принцессу Иоганну Ангальт-Цербстскую, мать будущей супруги наследника российского престола.

В Риге путешественники перешли на юлианский календарь, поскольку Россия жила именно по этому календарю, на одиннадцать дней отстававшему от грегорианского, принятого в Западной Европе. И в Риге наконец-то пошел снег. 29 января (9 февраля в Берлине и Цербсте) принцессы покинули Ригу и направились в Санкт-Петербург. Теперь они ехали в чудесных императорских санях – настоящих миниатюрных деревянных домиках на двух полозьях – запряженных десятью лошадьми. Внутри сани были отделаны красной, расшитой золотом и серебром драпировкой, и казались такими просторными, что пассажиры могли спокойно растянуться на позолоченных кроватях с пуховыми перинами и подушками из золотого атласа. Это было очень удобное средство передвижения, и всю дорогу до Санкт-Петербурга их сопровождал кавалерийский эскорт. 3 февраля они добрались до Зимнего дворца. Их приезд был встречен залпом пушек у Петропавловской крепости, на берегу замерзшей Невы. Почетный караул у дворца отдал им честь, а внутри уже собралась большая толпа людей, одетых в яркую военную форму, шелковые и бархатные платья. Все улыбались и кланялись им.