Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви - [5]

Ответы на все вопросы были связаны с исходом этого отчаянного бегства из охваченных лихорадкой Ясс в новый город Николаев, находившийся вдалеке от побережья Черного моря в глубине страны – именно туда больной просил перевезти его. Николаев стал его последним городом. Потёмкин основал много поселений, как и Петр I, на которого он хотел походить. Потёмкин тщательно планировал каждый город, относясь к нему, как к дорогой его сердцу любовнице или к ценному произведению искусства. Николаев, расположенный на прохладных берегах реки Буг (сейчас это территория Украины), стал судоходной и военной базой. Там Потёмкин построил себе у реки дворец в молдавско-турецком стиле, – его овевал постоянный бриз, который мог бы остудить его жар [14]. Такое путешествие было слишком длинным для умирающего человека.

Основная часть каравана выехала на день раньше. Отряд провел ночь в придорожной деревне и тронулся в путь в восемь утра. Через пять верст Потёмкину стало так нехорошо, что его перенесли в спальный экипаж. Там он еще мог сидеть [15]. Проехав еще пять верст, отряд остановился [16].

Графиня держала голову умирающего у себя на коленях. Она по крайней мере находилась рядом с ним – двумя его ближайшими друзьями были женщины. Одной из них была его любимая племянница, второй, разумеется, сама императрица, с волнением ожидавшая новостей за сотни миль от князя. Посреди степи Потёмкин бился в судорогах, трясся, покрывался испариной и стонал. «Я горю, – сказал он. – Я весь в огне». Графиня Браницкая, которую Потёмкин и Екатерина называли Сашенькой, умоляла его успокоиться, но «он отвечал, что свет померк в его глазах, он ничего не видел и мог лишь различать голоса». Слепота означала, что у князя, как это часто бывает с умирающими, падало давление. Его могучий организм боролся с малярийным жаром, с вероятным отказом печени и воспалением легких, но был ослаблен многими годами напряженной работы, бесконечных путешествий, нервного напряжения и разнузданного гедонизма и все-таки сдался. Князь спросил врачей: «Чем вы можете помочь мне теперь?» Доктор Сановский отвечал, что теперь ему стоит уповать только на Господа. Он протянул Потёмкину, которому не чужды были и злой скептицизм французского Просвещения, и суеверное благочестие российского крестьянства, дорожную икону. Тому хватило сил взять ее и поцеловать.

Старый казак, наблюдавший за сценой, сказал, что Потёмкин отходит, выказав то почтение к смерти, которое характерно для людей, живущих близко к природе. Потёмкин отнял руки от иконы. Браницкая взяла их в свои. Потом она обняла его [17].

В этот величественный момент он, конечно, подумал о своей возлюбленной Екатерине и пробормотал: «Прости меня, милостивая матушка-государыня…» [18]. С этими словами Потёмкин умер [19].

Ему было пятьдесят два года.

Окружающие замерли, стоя вокруг тела в той возвышенной тишине, которая всегда наступает после смерти великого человека. Графиня Браницкая осторожно положила его голову на подушку, подняла руки к лицу и упала в глубокий обморок. Некоторые громко всхлипывали, другие опустились на колени, чтобы помолиться, и поднимали руки к небесам. Люди обнимались и утешали друг друга, доктора не могли оторвать глаз от пациента, которого им не удалось спасти, а некоторые просто смотрели на лицо князя с единственным открытым глазом. Рядом с покойным сидели группки молдавских бояр и купцов, наблюдая, как казак пытается усмирить вставшую на дыбы лошадь, которая, вероятно, учуяла, что «Полсвета потряслось за ней / Незапной смертию твоей!» [20]. Солдаты и казаки, ветераны потёмкинских войн, всхлипывали. Они не успели достроить навес для своего господина.

Так умер один из самых знаменитых государственных деятелей Европы. Современники хоть и отмечали его неоднозначность и эксцентричность, но высоко его ценили. Все, кто посещал Россию, хотели встретиться с этим явлением природы. Он всегда был в центре внимания, просто из-за силы своей личности: «Когда его не было поблизости, говорили только о нем, в его присутствии все смотрели только на него» [21]. Те, кто с ним встречался, никогда не оставались разочарованы. Иеремия Бентам, английский философ, гостивший в его имениях, назвал его «князем князей» [22].

Принц де Линь, знавший всех титанов своего времени – от Фридриха Великого до Наполеона, описал Потёмкина так: «Это самый удивительный человек, которого мне доводилось встретить ‹…› скучающий среди удовольствий; несчастный от собственной удачливости; неумеренный во всем, легко разочаровывающийся, часто мрачный, непостоянный, глубокий философ, способный министр, искусный политик – и вдруг десятилетний ребенок ‹…› В чем заключался секрет его волшебства? Гений, гений и еще раз гений; природная одаренность, отличная память, возвышенный строй души; насмешливость без стремления оскорбить, артистичность без наигранности ‹…› способность завоевывать в лучшие моменты любое сердце, бездна щедрости ‹…› тонкий вкус – и глубочайшее знание человеческой души» [23]. Граф Сегюр, знавший Наполеона и Джорджа Вашингтона, говорил, что для него «из всех, с кем он встречался, всего любопытнее и важнее было знакомство со знаменитым и могущественным князем Потёмкиным. Он представлял собою самую своеобразную личность, потому что в нем непостижимо смешаны были величие и мелочность, лень и деятельность, честолюбие и беззаботность. Везде этот человек был бы замечен своею странностью». Американский путешественник Льюис Литтлпейдж писал, что «удивительный» светлейший князь обладал в России большей властью, чем у себя дома кардинал Уолси, граф-герцог Оливарес и кардинал Ришелье [24].