Екатерина Великая. Греческий прожект - [24]

На что, Екатерина, усмехнувшись, промолвила:

– Ну, ну, Королева… Посмотрим, жизнь покажет. Более ничего любопытного не слышно?

Королева, прочистив горло, неуверенно взглянула на государыню. Та, поймав ее смущенный взгляд, что бывало крайне редко с Протасовой, испросила:

– Что-то еще, Анна Степановна? Докладывай.

Протасова, необычно для нее, быстрым речитативом поведала:

– Ходят слухи, Ваше Величество, что в глазах своей родни покойный Саша Ланской обесчестил себя, став вашим полюбовником. Брат покойного, Яков Ланской, сказывают, совсем недавно, построив церковь в своем имении, заказал для нее иконы святых, лики коих похожи на черты лиц членов его семьи, а на картине, изображающей ад, изображен красавец Саша, объятый пламенем вечного огня.

Опешив, Екатерина в недоумении не сразу все поняла. Придя в себя, она, отвернувшись, спокойно молвила:

– Что ж, сие допрежь единый случай, когда дворянская семья сочла позором стать фаворитом императрицы. А я, не ведая о враждебном ко мне отношении сей семьи, на следующий же день после кончины Саши, написала его матери ласковое письмо.

Протасова, жалостливо глядя на императрицу, категорически, заявила, как отрезала:

– А я даже не сумневаюсь, что все сия семейка просто злились на своего брата, что тот не желал ни для себя, ни для своих родных никаких богатств. Вот и вся их суть!

* * *

В трапезной большого дома, изрядно поседевшего и грузного его хозяина, Ивана Ивановича Шувалова, после обильного обеда, вели беседу его гости: его племянница, княгиня Екатерина Дашкова, ее брат, граф Александр Воронцов и всеми любимый драматург Денис Фон Визин. Всех занимала, токмо вышедшая в печати, новая грамота государыни Екатерины Алексеевны.

– И какая разница между предыдущей «Жалованной грамотой» и теперешней? – иронично вопрошал Фон Визин.

Дашкова усмехнулась:

– Дорогой Денис Иванович! Как вы можете не чувствовать разницу? Прежняя «грамота» была написана более двадцати лет назад. Тогда, колико я ведаю, была образована комиссия для рассмотрения прав дворянства. В ее состав входили Алексей Бестужев-Рюмин, Кирилл Разумовский, Михаил Воронцов, Яков Шаховской, Никита Панин, Захар Чернышев, Михаил Волконский, Григорий Орлов. Теперь же, – Дашкова пожала плечами, – я не могу сказать точно, кто составлял сию грамоту.

– Ну, кто, естьли не самовластная императрица Екатерина Алексеевна? – насмешливо уточнил Фон Визин.

– Новая «Жалованная грамота», – вмешался Александр Воронцов, – включила, опричь Манифеста, еще и ряд законодательных актов о дворянстве и состоит из четырех глав.

– А в них – девяносто две статьи, – довершил своим размеренным тихим голосом, Шувалов. – Среди них есть весьма важное установление, что дворянин может лишиться дворянского достоинства токмо в результате совершения им тяжкого преступления, или, – Иван Иванович поднял палец, – за подстрекательство к преступлениям, за которые положены лишение чести и телесные наказания. Tеперь, дворянин может лишиться дворянства, чести, жизни, имения лишь по суду, а судиться может токмо с равными себе. Полагаю, – сказал Иван Иванович весьма серьезно, – что оное положение, не маловажно в жизни нашего государства.

– Еще и то важно, господа, – паки с сарказмом заметил Фон Визин, – что любой приговор по подобным делам имеет силу только после решения Сената и конфирмации императрицы. Без императрицы – никак! – Он со значением оглядел всех своими подслеповатыми глазами. – Особливо, – продолжил он в том же тоне, – мне нравится, что за нами закреплено право покупать и продавать земли с крестьянами.

– А вам, Денис Иванович, нравиться, что для преступлений, совершенных дворянами, установлен десятилетний срок давности и дворянин не может подвергаться телесным наказаниям?

Фон Визин не успел ответить, паки заговорил хозяин дома:

– Друзья мои, я полагаю, государыня учинила важную работу, определив наши имущественные права: завещать, дарить, продавать приобретенные имения. Теперь закреплена собственность дворян на товары и продукты, произведенные в их имениях, на недра, леса и реки; разрешено создавать в имениях заводы и фабрики. Ужели худо все оное, господа?

Фон Визин промолчал. Дашкова тоже.

– Жизнь покажет, к тому же: нет худа без добра, – глубокомысленно молвил сакраментальное граф Воронцов.

– Хм, – хмыкнул толстый Фон Визин и двусмысленно заявил:

– Век живи, век надейся!

Записки императрицы:

Надобно донести до своих подданных, что вольность не может состоять ни в чем ином, как в возможности делать то, что каждому надлежит хотеть.

* * *

Сегюр был в приподнятом настроении, понеже императрица выказывала ему все более благосклонности. На очередном балу у графа Александра Сергеевича Строганова, она уделила много времени, беседуя с ним и Кобенцелем. Новый фаворит императрицы, флигель-адъютант Александр Ермолов, сидел в кресле чуть позади императрицы, почти не принимая участие в разговоре.

Весь город и, конечно же, двор, говорили о новом указе императрицы обнародованной в день ее рождения.

Обратив на де Сегюра ласковый взгляд, она спросила:

– Как вы, граф, находите мое распределение всего дворянства по классам?