Екатерина Великая - [9]

Непосредственность графини, ее независимость от светских условностей, отклонение от природных законов — все это София находила неотразимым.

По-детски непринужденно графиня взяла Софи за руку и пустилась с ней отплясывать крестьянский танец. Они плясали так задорно и весело, что вокруг собралась толпа. Графиня отлично, как заправский кавалерист, держалась в седле. Софи еще не приходилось видеть, чтобы женщина галопировала таким образом, «словно курьер». Бентинк удалось убедить Христиана Августа разрешить Софи принять участие в верховых прогулках по землям поместья. «Она словно добавила мне живости, которой и так у меня было хоть отбавляй», — вспоминала София.

Общение с графиней придавало девочке бодрости, оно заставило ее немного по-иному взглянуть на жизнь. «С того момента, — вспоминала она много лет спустя, — верховая езда стала моим главным пристрастием и оставалась им долгое время». То, что родители, особенно Христиан Август, пришли в замешательство от этой стремительной и напористой графини, делало ее еще более привлекательной для Софии, и она, придумывая различные предлоги, по нескольку дней кряду гостила у своей взрослой подруги, каждый раз рискуя быть серьезно наказанной. Графиня показала ей свои хоромы. На одной стене висел портрет очень красивого мужчины. Графиня пояснила, что это ее муж.

— Если бы он не был моим мужем, я бы по уши влюбилась в него, — призналась она Софи.

Христиан Август и Иоганна покинули Евер раньше намеченного срока, чтобы разлучить Софи с новоприобретенной подругой. Однако обаяние графини было сродни колдовству и оставило глубокий след в памяти девочки-подростка. В течение многих последующих недель Софи находилась под впечатлением духа свободы и не опасалась чужих мнений. Графиня Бентинк поступала вопреки всем ожиданиям. Она была замужем, но жила отдельно от супруга. Она спала со своими слугами и находилась в интимной связи с другой женщиной. Она не стесняла себя не только в поступках, но и в выражении своих мыслей, и самое главное — была вполне довольна собой и своей жизнью. Что бы там ни говорили, а графине Бентинк можно было позавидовать.

«Эта женщина наделала много шума в мире», — вспоминала София. — Думаю, что если бы она была мужчиной, это было бы нечто исключительное». Софи, необыкновенный ребенок, та, в ком графиня признала родственный дух, должно быть, именно тогда в Евере, в короткий период общения с ней, начала понимать, что и ей суждено стать исключительной женщиной, которая тоже может наделать немало шума в мире.

Глава 3

В четырнадцать лет София была стройной девушкой, с тонкой талией и женственными, округлыми формами. Ее манеры отличались серьезностью и решительностью и в то же время обвораживали. А вот лицо никак нельзя было назвать привлекательным — нос был слишком длинным и заканчивался утолщением, подбородок слишком выдавался вперед, а рот был узким, и она плотно сжимала губы, как бы подчеркивая неприступность. В ее больших, широко открытых глазах (левый не был заодно с правым) горело нечто роковое и мрачное. Люди чувствовали себя очень неудобно под ее пронзительным взглядом. В ее поведении было гораздо больше вызова, нежели скромности, хотя она уже училась, когда нужно, скрывать свои истинные чувства и держать при себе свои мысли.

Одна из фрейлин Иоганны, баронесса фон Принцен, хорошо знала Софи и позднее говорила, что та обладала «серьезным, холодным и расчетливым умом». Да, ума и осмотрительности ей, действительно, было не занимать. Возможно, и расчетливости. Однако холодной она не была.

Здесь баронесса ошиблась. У Софи было теплое, отзывчивое сердце, готовое к страстным порывам и увлечениям.

Вся семья Иоганны собралась в Гамбурге, чтобы отпраздновать значительное событие: брат Иоганны Адольф, князь-епископ Любека, должен был вот-вот стать королем Швеции.

Российская императрица Анна Ивановна скончалась, и после непродолжительной полосы хаоса и неразберихи трон перешел к ее кузине Елизавете, младшей дочери Петра Великого, которая приходилась Иоганне и ее братьям и сестрам невесткой.

У новой императрицы была сильная привязанность к гольштейн-готторпскому клану, к которому бы и она принадлежала, если бы не безвременная смерть ее жениха. Поэтому она назвала наследником сына своей сестры, кузена Софии Карла Ульриха. А это означало для него отказ от шведского престола. Елизавета пошла дальше в изъявлении своего благорасположения к гольштейн-готторпцам и, когда зашла речь о шведской короне, поддержала Адольфа.

Церемонии в Гамбурге поражали своей пышностью и размахами. Туда приехали гости из шведского королевства, чтобы поздравить Адольфа и составить его свиту во время путешествия через Балтику в Стокгольм. Этих вельмож вместе с их многочисленными спутниками несколько недель развлекали на балах и ассамблеях. В круговороте празднеств смешались все: шведские сенаторы, иностранные дипломаты, прочие знатные лица. Был там и молодой брат Иоганны Георг, приятный собой кавалерийский офицер, человек жизнерадостный и пылкий. По части ума он, правда, уступал своей племяннице. Таких людей принято называть «добрый малый». В свои двадцать четыре года Георг производил впечатление неотразимого, видавшего виды светского кавалера и, понятное дело, неискушенной Софи совсем нетрудно было потерять голову и увлечься им.