Екатерина Великая - [78]

Петр велел наполнить свой кубок и встал, чтобы предложить тост.

— Давайте выпьем, — сказал он сильно заплетающимся языком, — за здоровье короля, нашего повелителя.

Послышался шелест шелка и скрип отодвигаемых стульев — вставали гости, чтобы поддержать тост.

— За короля Фридриха, — громко произнес Петр. — Он оказал мне честь, дав полк. Надеюсь, что он не отнимет его у меня.

Он повернулся к прусскому посланнику:

— Можете заверить его, что если он попросит, я отправлюсь воевать вместе со всей своей империей хоть к черту на рога.

И с этим император осушил свой кубок. Гости последовали его примеру. Были и другие тосты, в том числе за императорскую фамилию. Все встали и подняли свои бокалы, даже послы франции и Австрии, хмурые русские офицеры, придворные и чиновники. Все они почувствовали зловещую тональность, в какой прозвучал этот тост, силу гнева, который вот-вот мог обуять императора.

Встали все, но не Екатерина. Она продолжала сидеть на своем месте, как бы бравируя своим самообладанием. Она бросала немой вызов тому, что говорил муж. Тот не мог не обратить внимание на ее поведение и пытался пренебречь этим, но в конце концов потерял терпение. Почему, потребовал он ответа, Екатерина не встала, подобно другим?

Все затаили дыхание. Лакеи остановились как вкопанные. Не слышно было звона бокалов, стука вилок и ножей. Екатерина повернулась к Петру:

— Мы пили за здоровье императорской фамилии. Эта фамилия состоит из меня, императора и нашего сына. Как я могла вставать, чтобы пить тост за саму себя?

Выведенный из равновесия непоколебимым спокойствием Екатерины, логической неуязвимостью ее суждения, Петр закричал:

— Дура! Дура!

Его голос отдавался эхом в огромной палате. Гости, напуганные грубостью и животной злобой императора, сидели, боясь даже глазом моргнуть.

Екатерина понимала, в каком опасном положении она оказалась, но сохранила выдержку. Перед этим приемом она уже приняла решение. Она не будет больше наблюдать за тем, как ее муженек ломает комедию власти. Она не будет сложа руки ждать, когда он отомстит ей. Она позволит тем, кто жаждал действий, приступить к выполнению задуманного. С их помощью и доверившись невидимой руке, которая направляет все события, она взойдет на трон.

Глава 17

Тянуло с Балтики влажной свежестью. Было тепло. На горизонте повисло бледно-золотистое мутноватое солнце, и мглистые сумерки уступали место неяркому свету. Легкая карета, что неслась из столицы к Петергофу, подскакивала на рытвинах, не сбавляя скорости даже тогда, когда лошади спотыкались, а ее хрупкий деревянный остов сотрясался, грозя вот-вот развалиться. В карете сидели Алексей Орлов и лейтенант Василий Бибиков, переодетый лакеем. Они спешили к Екатерине со сверхсрочным известием. Один из заговорщиков, на которого она так надеялась в борьбе за трон, был арестован, и поэтому его сотоварищи, опасаясь, как бы под пытками он не выдал их замысел, решили, что пришло время действовать.

Было 28 июня, то есть оставалось два дня до отъезда Петра с войском в Данию. Уже несколько недель Екатерина и ее сторонники тайно готовились к захвату власти, встречаясь в доме княгини Дашковой. Им удалось привлечь на свою сторону многих гвардейских офицеров, а также тысячи рядовых, которые поклялись прийти на помощь Екатерине по первому ее зову. Возглавлял заговор Григорий Орлов — он вложил всю свою колоссальную энергию, использовав высокое положение, вербуя новых сообщников. Вместе с братьями Григорий позаботился о том, чтобы предотвратить возможное сопротивление армии, заручившись поддержкой артиллерийского корпуса. В это время. Панин, главный советник Екатерины, обеспечивал, так сказать, политический успех заговора. Он же отвечал за безопасность наследника трона Павла, который, как утверждала молва, мог быть отвергнут своим отцом и тогда разделил бы судьбу Екатерины.

Панин вместе с Екатериной написали манифест, который предполагалось обнародовать в день, когда власть перейдет в ее руки. Сейчас он находился в печати (под покровом величайшей тайны этим рискованным делом занялся один из офицеров).

Карета остановилась возле небольшого загородного особняка «Мон Плезир», где жила Екатерина. Бодрствующие слуги проводили великана Алексея Орлова в ее опочивальню. Он осторожно разбудил императрицу.

— Пора вставать! — сквозь сон услышала она голос, звучавший на редкость спокойно и уверенно. — Все готово к вашему провозглашению.

Заговорщики договорились о том, что в случае измены или провала гвардия немедленно выступит единой силой и провозгласит Екатерину императрицей, независимо от того, где в этот час будет находиться Петр и чем будет занят. Кстати, сейчас Петр был в Ораниенбауме, то есть в нескольких верстах отсюда со своими полутора тысячами голштинцев. Он, должно быть, еще отсыпается после очередной попойки. Если Екатерина, не мешкая, поедет в столицу, и счастье не изменит ей, то, возможно, удастся завладеть городом до того, как супруг распорядится ее арестовать.

Служанки второпях надевали на нее самое простое из черных платьев — она продолжала носить траур по покойной императрице, — а Орлов рассказал ей об аресте лейтенанта Пассека, крамольные слова которого подслушал агент императора. Екатерина поняла, что нельзя терять ни минуты. Она села в поджидавшую ее карету, которая вихрем полетела в Петербург. В дороге, подскакивая на выбоинах, она стряхнула с себя остатки сна и попыталась собраться с мыслями. Наконец пробил ее час. Пора проявить решимость! Когда-то она сказала французскому посланнику: «Нет в мире женщины более смелой, чем я». А Чарльзу Хенбери-Уильямсу призналась, что ее заветная мечта — достичь «наивысшего величия». И теперь ей предстояло доказать, что это вовсе не пустые слова.