Екатерина II: алмазная Золушка - [59]
В ту эпоху встречались ярчайшие (и дичайшие) примеры того самого сочетания несочетаемого…
Например Николай Еремеевич Струйский, богатый пензенский помещик. Он был буквально одержим поэзией, устроил себе кабинет под самой крышей своего огромного дворца в имении Рузаевка, назвал его «Парнас» и проводил там большую часть времени за сочинением стихов. В доме была прекрасная, богатейшая библиотека отечественных и заграничных авторов – все, мало-мальски примечательное. К ним прибавились и книги собственного производства. Струйский устроил в имении типографию, роскошнейшим образом издавал книги, по самому высшему классу, какой только могла обеспечить тогдашняя полиграфия (главным образом собственные обильные поэтические опыты).
С чьей-то легкой руки принято изображать его творчество жутчайшей графоманией, вызывающей у читателя лишь истерический хохот. Не знаю… Мне попадалась парочка отрывков. Вот что писал Струйский в стихотворении о первой жене, через год после свадьбы умершей от родов:
Это, разумеется, не шедевр – но и не убогость. Вполне приличные для восемнадцатого века стихи. Другие и того лучше:
Разве плохо? Правда, как поэт Струйский не прославился ни в малейшей степени – да, впрочем, и не стремился к общественному признанию. В истории он остался ненароком – исключительно благодаря второй жене, Александре Петровне Озеровой. Вскоре после свадьбы молодожены приехали в Москву, где Струйский заказал своему старому доброму приятелю, художнику Рокотову (которого ценил и высоко ставил) портрет жены.
Его и сегодня можно увидеть в Третьяковской галерее. По моему сугубому мнению, это одна из красивейших женщин восемнадцатого столетия. Именно о ней Николай Заболоцкий писал:
Поэты ради красного словца житейскими истинами пренебрегают. Совершенно непонятно, при чем тут «обманы» – Струйская никогда не слыла покорительницей сердец. И не было никаких особенных неудач, брак был, в общем, счастливым (вот только из восемнадцати детей десять умерли в младенчестве, но это – обычная для того века пропорция, а не какая-то особенная трагедия).
Так вот… В одной из современных книг по искусствоведению Струйский (которого всегда и везде поминают скороговоркой, исключительно как мужа «той самой Струйской»), поэт, тонкий ценитель искусств имел еще одну маленькую слабость – которой занимался уже не на «Парнасе», а в подвале дворца. Там у него был богатейший набор самых настоящих, действующих исправно пыточных приспособлений, большей частью скопированных со средневековых европейских образцов. И порой служитель музы, спустившись в подвал с доверенными людьми, устраивал этакую пародию на суд. Роль подсудимого исполнял один из крепостных, и, независимо от течения «процесса», приговор был всегда один: «запытать до смерти». На этом игра кончалась и начиналась жуткая реальность: соответственно обученные люди с помощью тех самых приспособлений в точности выполняли «приговор суда»…
Это было… Как то и другое сочеталось в одном человеке, понять трудно – потому что трудно понять сам век, уж такой он был заковыристый… Лично у меня нет ответов. Сходите в Третьяковскую галерею. Там висит и портрет самого Струйского работы того же Рокотова. Попробуйте что-нибудь для себя понять…
Многие ли знали о подвальных увлечениях поэта и издателя, я пока что не доискался. Но есть у меня подозрения, что, даже если и знали, не особенно удивлялись, такое уж столетие стояло на дворе…
Екатерина, правда, решительнейшим образом расправилась с помещицей Дарьей Салтыковой, знаменитой Салтычихой. Эта особа, овдовев в двадцать пять лет, начала убивать своих крепостных. Просто так. За плохо вымытый пол, за скверно выстиранное белье, без всякого повода. Несомненно, это был психически больной человек, нечто вроде Чикатило. Подробности позвольте опустить – не к ночи… Достаточно сказать, что за шесть лет Салтычиха замучила до смерти сто тридцать восемь человек, в основном «женок и девок». Причем убийства совершались не в глухих Муромских лесах – либо в подмосковном селе Троицком, либо в московском доме Салтычихи, стоявшем на углу Кузнецкого моста и Лубянки.
В 1762 г. жалоба крепостных все же попала к Екатерине. Еще шесть лет тянулось следствие – оставшаяся на свободе подозреваемая подкупала чиновников Юстиц-коллегии (тогдашнего министерства юстиции) оптом и в розницу. Только когда дело, говоря современным языком, взяла на особый контроль Екатерина, его удалось довести до суда. Доказать, правда, удалось только семьдесят пять «эпизодов» из ста тридцати восьми. Юстиц-коллегия приговорила Салтыкову у отсечению головы. До плахи, правда, не дошло: вмешалась родня. По покойному мужу Салтычиха состояла в родстве со знатнейшими фамилиями: Строгановы, Головины, Толстые, Голицыны, Нарышкины…
Весной 1945 года, когда до Берлина оставалось уже не так далеко, майор Федор Седых привез в расположение своего батальона девятнадцатилетнюю немку-беженку Линду, поселил ее рядом со своей комнатой и назначил ее своей помощницей. Вопиющий по своей дерзости поступок не остался незамеченным для офицеров СМЕРШа. Однако майор не обращал внимания ни на косые взгляды солдат, ни на строгий приказ Главнокомандующего. Потому что Линда обладала совершенно фантастическими способностями: глядя на человека, она могла точно сказать: будет он жить в ближайшее время или погибнет…
Каких только пасьянсов не раскладывала жизнь перед адмиралом Мазуром. И не последний ли набор карт тасует судьба где-то в Южной Америке? Не на флоте уже, а в ЧВК. Но снова не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, не разумным - богатство… Любовь - да, но кому-то еще и девять граммов в придачу.
В бестселлере А. Бушкова «Охота на Пиранью» (более 2 млн читателей) действия разворачиваются в дебрях глухой тайги, где кончаются законы человеческой морали и начинаются экзотические забавы воспаленного воображения некого нового русского, устраивающего для иностранцев тотальную охоту на людей. Однако события складываются так, что в эту паутину попадает не просто случайный турист, а проводивший в тех местах семейный отпуск капитан первого ранга из военно-морского спецназа Кирилл Мазур.
В пышных церемониальных встречах идет парадная жизнь Сварога, поочередно выступавшего в роли аж семи королей и одного великого герцога. Венценосные особы безмятежно съезжаются в резиденцию Виглафского Ковенанта — величественный замок, сейчас самое безопасное место на всем Таларе.Все вульгарные пикантности и пороки — измены, ревность, насилие и обман… — скрыты за ставнями королевских покоев. Где-то там зреет заговор, а в ответ ему — праведная месть!Пусть легкий ветерок лениво колышет многочисленные флаги, гордо реющие над королевскими резиденциями.
Под рокот надвигающегося Шторма, предшествовавшего уходу ларов в небеса и упадку на земле, Сварогу предстоит решить участь коварных веральфов. На волоске от гибели он ищет следы вероломной Дали Шалуатской. Но почему на это раз все кажется настолько простым, будто кто-то забавляется с королем королей детской игрой в догонялки?.. А теперь этот кто-то предлагает бросить кости - и... Выпадает пустышка: многогранный кубик поворачивается к Сварогу идеально чистой, как вечные льды Снежного острова, гранью.
Пока молодая правительница Империи Четырех Миров Яна-Алентевита готовится пойти под венец, лорд Сварог граф Гэйр продолжает биться над загадкой Токеранга и Горрота. Как сорвать «шапку-невидимку» с Горрота и проникнуть в логово токеретов?..Воскресшие покойники, токереты во плоти, секретные истории, извлеченные из тайных архивов, разгадка силы апейрона, обретение наследника. Вся эта повседневная королевская жизнь в светском бризе любви, который стремительно набирает силу и поднимает, поднимает Сварога… над Таларом.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Монография составлена на основании диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенной на историческом факультете Санкт-Петербургского Университета в 1997 г.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.