Екатерина II: алмазная Золушка - [108]

Отправляясь в очередную поездку в Новороссию, Потемкин (еще не знавший, что эта поездка последняя в его жизни), тем не менее что-то такое предчувствовал. Та самая графиня Загряжская рассказывала потом Пушкину: «Потемкин приехал со мною проститься. Я сказала ему: „Ты не поверишь, как я о тебе грущу“. „А что такое?“ „Не знаю, куда мне будет тебя девать“. „Как так?“ „Ты моложе государыни, ты ее переживешь, что тогда из тебя будет? Я знаю тебя, как свои руки: ты никогда не согласишься быть вторым человеком“. Потемкин задумался и сказал: „Не беспокойся, я умру прежде государыни, я умру скоро. И предчувствие его сбылось. Уж я больше его не видела“.

И никто его больше не видел живым в Петербурге… В карете по дороге в Яссы, Потемкин почувствовал себя плохо. Его вынесли, положили на землю. Вскоре он умер.

Как водится, пошли слухи, что его отравили братья Зубовы но истине это нисколько не соответствует. Здоровье былинного великана и без яда было расшатанным донельзя.

Любопытно, что банкир Зюдерданд, обедавший с князем в день отъезда, умер в Петербурге в тот же день и даже, уверяют, в тот же час.

Его старый враг фельдмаршал Румянцев, которому Потемкин причинил немало неприятностей, плакал. Когда окружающие деликатно выразили недоумение, румянцев сказал честно:

– Чему удивляетесь? Потемкин был мне соперником, но Россия лишилась в нем усерднейшего сына.

Екатерина при известии о смерти Потемкина трижды впадала в обморок, ей пускали кровь, даже боялись, что умрет. Спустя год, в день смерти сподвижника, она отменила все встречи, весь день не выходила из своих комнат. Сохранились ее письма о князе: «Мой ученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потемкин-Таврический умер в Молдавии… Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца, цели его всегда были направлены к великому… везде была ему удача, на суше и на море… он был государственный человек».

От Потемкина остались земли, грандиозная коллекция бриллиантов и три миллиона долгов.

Некоторые историки полагают, что он был тайным мужем Екатерины, обвенчанным по всем правилам. Основание – огромное количество сохранившихся записок Екатерины к нему, где она именует князя то «мужем», то «супругом». В восемнадцатом веке такими вещами не шутили. Но точно ничего неизвестно.

Нереализованных планов осталось множество. Бывший помощник Потемкина, Панов, поставленный руководить Таврической губернией, многие свои решения, которые кому-то приходились не по вкусу, обосновывал тем, что он-де реализует оставшиеся в бумагах князя идеи. Прямо попросить у него показать эти самые бумаги как-то стеснялись…

Зато окончательный раздел Польши – это продолжение другими набросанных еще Потемкиным вчерне проектов.

У каждого народа есть свой «национальный заскок». Поляки (как и русские, увы), порой прямо-таки повернуты на поиски внешнего врага как единственного виновника своих несчастий. Считают, что все их бед – результат не собственной недальновидной политики и недостатков, а исключительно «козни врага нашего».

Некоторые толковые исследователи (например, Мечислав Чума) все же пишут объективно, что одной из главный бед Речи Посполитой послужило чрезмерное угнетение и дискриминация той части населения, что исповедовала православие. Другие привычно валят все на «заграничного супостата».

Меж тем крах Польши в конце восемнадцатого века (как и в 1939-м, кстати) – дело исключительно польских рук и умов… Пытаюсь порой представить раздел Польши таким образом, что вроде бы шла через лес к бабушке милая и непорочная девочка Красная Шапочка, но выскочили из чащобы лихие люди, пирожки отобрали и тут же сожрали, компот выпили, а девочку вдобавок изнасильничали прямо на муравейнике.

А вдобавок поляки заключили союзный договор с Высокой Портой, сиречь с Турцией, которой за помощь против России пообещали кусок своей собственной территории. Тогда же на нескольких иностранных языках деятели вроде Потоцкого с компанией издали и распространили манифест, где имелись примечательные строки: «Высокая Порта, добрая и верная союзница наша, побуждаемая трактатами, соединяющими ее с республикой и собственными выгодами, которые связуют ее с сохранением прав наших, приняла за нас оружие. Итак, все принуждает нас соединить все силы свои и противостоять падению святой нашей веры».

Другими словами, ради сохранения католической веры (которой никто не угрожал), следовало заключить союз с мусульманами, пообещать им кусок собственной страны и натравить на христианскую Россию. Зигзаги польской политической мысли порой так причудливы, что распутать их невозможно. Не кто иной, как маршал Пилсудский, гораздо позже их характеризовал в таких выражениях, что мемуаристы не решались привести целиком его слова…

Над манифестом в Европе, кстати, смеялись много и охотно. Так что пруссаки не торопились. Сольешься с Польшей в одно, значит, и Турцию получишь в качестве бесплатного, но крайне обременительного приложения, без которого и так головной боли хватает.

Реальность, разумеется, являет нам гораздо более унылую картину. Польша тогда ввязалась в большую европейскую политику, не имея к тому, деликатно выражаясь, особых прав. Игравший видную роль в сейме граф Игнатий Потоцкий открыто предложил «воспользоваться дружбой Пруссии для увеличения могущества Польши». Что за этим стояло? Пруссия, которой правил наследник Фридриха – довольно бледная тень великого человека – начал задумываться, как бы оттяпать у России Прибалтику Дальше мечтаний дело не пошло, но отношения одно время стали довольно напряженными.