Эхо войны - [6]

– Может, хватит? Не унесешь.

– Что значит «не унесешь»? А ты на что?

Сопровождаемый треском осколков, напарник движется вдоль прилавка, все еще шаря лучом по выдвинутым ящикам. Он не видит, что происходит впереди. А я вижу, но поначалу не могу понять. Мой фонарь светит в спину удаляющемуся Буру: на дальней стене в круге света качается его увеличенный силуэт. Внезапно откуда-то сбоку в свет вплывает еще одна тень, бледная и расплывчатая. Вначале мне кажется, что это облако потревоженной пыли, но когда тень резко густеет и начинает увеличиваться…

– Острожно! – ору я, все еще не понимая, что происходит.

Бур тоже не понимает, он замирает, судорожно крутит головой – луч его фонаря мечется из стороны в сторону, но вокруг него никого нет!

– На стену смотри! – и, вскинув ствол, командую: – Пригнись!

Но уже поздно. Тень, оформившаяся в что-то наподобие большого гриба, только не с одной, а с множеством тонких ножек, молниеносно выбрасывает один из этих отростков в направлении Бура, ровно к шее. Напарник визгливо вскрикивает, начинает дергаться, по телу его расползаются еле видные фиолетовые молнии… И тут, наконец, я вижу это вживую: многоногий гриб, наливаясь призрачной синевой, начинает проступать в воздухе почти впритык к Буру.

– Беги, Глок! – голос у напарника сиплый, клокочущий, полный боли.

Я пытаюсь прицелиться в колышущийся фантом, и в это время в круг света выплывает еще одна туманная тень…

Глава 3

5 октября 1943 года. Ельск

Грязь на главной улице Ельска была такая, что некоторые автомобильные колеи вполне сошли бы за окопы неполного профиля. Сема сбавил ход и принялся выбирать наиболее безопасный фарватер. Видимо, не выбрал, потому что остановил машину и, почесав затылок через пилотку, выжидательно посмотрел на меня. Я пожал плечами.

– Вытаскивать вместе будем, – пригрозил он.

– Ладно, жди здесь. Вон в переулок встань, чтобы проезд не загораживать.

– Проезд! – фыркнул Сема. – Тут танки, наверное, и те не рискнут…

Я вылез из «Виллиса», с брезгливой аккуратностью прошествовал на обочину, где к гнилому плетню жалась относительно проходимая тропинка. Сема с пробуксовкой сдал назад и нырнул за угол.

Город Ельск представлял собой унылое зрелище. Особенно сейчас, когда над застывшей грязевой рекой угрожающе низко зависли тяжелые бугристые тучи. И городом его я бы назвать постеснялся, он на поселок-то еле тянул. Война прошлась по Ельску самым краем – разрушенных построек было относительно мало. Но здесь какое-то время стоял наш полк самоходной артиллерии. С тех пор дорог в Ельске не стало. И людей, судя по всему, не стало – во всяком случае, создавалось такое впечатление.

Центральная улица делила город ровно пополам. С двух сторон тянулись однотипные одноэтажные здания – приземистые, основательные, с черепичными крышами, густо присыпанными листвой. Дома были старые и, казалось, насквозь пропитанные дождем: блеклые желтые стены темнели пятнами сырости, штукатурка местами отвалилась, обнажив кирпичную кладку – будто раны краснели на теле. Окна, заклеенные изнутри или закрытые фанерой, слепо пялились на улицу из-под массивных выпуклых арок. Перед каждым домом имелся палисадник – деревья своей веселой осенней раскраской хоть как-то притупляли ощущение безысходности, нависшее над улицей.

Судя по всему, мне нужен был вон тот дом, третий с правой стороны. Перед входом нависал массивный козырек, опирающийся на две толстые кирпичные колонны. Именно по этому опознавательному знаку я должен был узнать Ельскую городскую больницу.

Шагая с максимальной осторожностью – и все-таки нещадно пачкая сапоги в жирной грязи, – двинулся вдоль палисадников к цели. В очередной раз подняв голову, заметил, что под козырьком, внимательно наблюдая за мной, стоит и курит какой-то человек в широком покрытом разводами плаще. Когда я подошел поближе, выяснилось, что это вовсе не разводы, а маскировочный рисунок, я о таком слыхал, но видеть вживую еще не приходилось. Надо сказать, камуфляж прекрасно смотрелся на фоне припорошенного листьями крыльца. А означало это только одно – человек в защитном плаще и есть тот самый лейтенант Андреев, которому было предписано встретиться со мной у Ельской больницы в десять утра.

Я подошел и смог рассмотреть Андреева подробнее. Невысокого роста, широкоплечий, с прямой щеткой черных усов, фуражка чуть сдвинута набок, из-под козырька лезет казацкий чуб, смотрит цепко, внимательно, но в то же время как-то озорно. Хорошее было лицо у лейтенанта Андреева – открытое, светлое, и морщинки в углах глаз свидетельствовали о наличии чувства юмора. А вот совершенно чистые хромовые сапоги могли означать, что он, в отличие от меня, пришел к больнице не пешком.

– Ну и кто это такой смелый, что сюда доехал? – спросил я. – Или вы на лодке приплыли?

– С обратной стороны вполне сносная улица. – Лейтенант Андреев ткнул пальцем за спину. Плащ распахнулся, и на поясе разведчика блеснула лаком рыжая немецкая кобура. «Я дам вам «парабеллум» – всплыла в уме фраза.

Поздоровались, представились. Я предложил Андрееву папиросу, он предложил перейти на «ты». Звали его Владимир, что, собственно, мне и так было известно. Рукопожатие у Андреева было крепкое, при этом какое-то стремительное. А сама рука – широкая, как весло, с далеко отставленным большим пальцем, с жесткими бурами мозолей – свидетельствовала о недюжинной силе. Знавал я такие руки и видел, на что способны их владельцы.