Эхо плоти твоей - [26]

— Мы ни разу не отправлялись оттуда. Мы используем его только для возвращения, это всегда вызывает такой прелестный скандаль­чик. Вы говорите, несколько дней назад? Откуда бы это мы могли возвращаться? Должно быть, из Москвы. Бороминская исполняла главную роль в возобновленном “Сиреневом саде” Тюдора. Берни потребовал, чтобы мы туда попали.

Хэнзард припомнил, что в какой-то давней заметке, чуть ли не в “Тайме”, он прочитал, что Пановский слывет ярым балетоманом и с помощью передатчика наносит частые и мгновенные визиты во все столицы мирового балета. Удержать дома человека, имеющего передатчик, было немыслимо, и власти вынуждены были пойти на эту единственную уступку, которая, по сути, сводила на нет все старания секретных служб. В течение театрального сезона на любом значительном спектакле можно было видеть Пановского в окруже­нии балетоманов и впавших в отчаяние телохранителей. Несмотря на инвалидное кресло, царственная фигура Пановского всегда до­минировала в этих группах.

— Скажите,— прервала молчание Бриджетта,— я вам больше нравлюсь рыжей?

— Трудно сказать. У каждого варианта есть свои достоинства. Она вскинула голову, улыбнулась.

— Знаете, капитан Хэнзард, я рада, что вы здесь.

— Я тоже рад. Куда приятней обедать с вами, чем попасть на обед к роте “А”.

— А если вам хочется развлечений, то мы с вами обязательно поразвлекаемся.

— Но сперва закусим?

— Н-нда…— Бриджетта наклонилась вперед, качнувшись сквозь пластиковый стол. Одетой в перчатку рукой она быстро обхватила Хэнзарда за шею, а затем медленно и демонстративно поцеловала его в губы.

— Эй, не забывай, что ты замужем! — возмутился Хэнзард. Она рассмеялась. В этом смехе не было ни капли смущения — слишком уверенно она держала себя, и взгляд ее был откровенно призывным.

— Ты такой старомодный,— прокомментировала она его слова.— Но мне это даже нравится.

“Боже, этого мне еще не хватало!” — в отчаянии подумал Хэн­зард.

Он подумал это с такой экспрессией, что испугался, а не произнес ли свою мысль вслух. Моральные принципы Хэнзарда оставались нерушимы и в потустороннем мире, так что сама мысль о связи с чужой женой была для него столь же отвратительна и непереносима, как измена жены четыре года назад. Впрочем, пока он не мог считать себя впавшим в искушение… хотя бы потому, что был физически неспособен откликнуться на призыв искусительницы.

Вероятно, Бриджетта поняла это, потому что при выходе из ре­сторана произнесла:

— Первым делом мы напоим тебя куриным бульоном. Потом, быть может, яйца всмятку. Жаль, но пару дней тебе нельзя никаких бифштексов. Зато что ты скажешь по поводу кэрри? Ты его любишь? Берни готовит прекрасное кэрри.

— Никак нет. Я никогда не пробовал кэрри.

— Нет, ты все-таки настоящий военный. Ты знаешь, мне всегда нравились мужчины в форме. А вот у Берни к военным совсем иное отношение. Ну что ты опять краснеешь?! У тебя сейчас так мало крови, не стоит тратить ее на румянец, капитан.

— Вам придется меня извинить,— натянуто сказал Хэнзард,— но таков уж я есть.

— Нет, нет,— сказала Бриджетта, быстро сменив тон.— Это вы должны извинить меня. Видите ли, по правде сказать, капитан, если бы вы знали, что я сегодня пережила, то вы бы поняли…— она не закончила фразу, помолчала, выбирая иную, более удачную тактику соблазнения, потом продолжила, сокрушенно качая головой и словно злясь на собственную неловкость: — Я просто перепугана, вот и все. Когда женщина перепугана, она ищет у кого-нибудь поддержки, а вы такой сильный, с вами совсем не страшно. Вы можете хотя бы взять меня за руку? Да, вот так. Спасибо…

Некоторое время они шли молча, потом он спросил:

— Чего вы боитесь?

— Того же, чего боятся все, капитан.

— Я не понял.

— Разумеется, я боюсь смерти.

Глава 9 Пановский

— Но ты должен все-таки согласиться,— воскликнула Бриди,— что если он и не умен, то, по крайней мере, сообразителен!

— Сообразительный, сообразительный…— брезгливо проворчал Пановский,— а что такое — сообразительный? Крыса, запертая в лабиринте — сообразительная. Я сообразительный. Президент Мэйдиген — и то сообразительный.

— Но зато он почтительный и вежливый,— вступила в диалог Джет,

— Это только часть его сообразительности,— отрезал другой Па­новский.— С таким же успехом ты можешь говорить, что он хороший человек, потому что пристойно выглядит,

— У него честное лицо,— твердо сказала Бриджетт.

— Так кажется из-за того, что он редко улыбается,— вставил первый Пановский.

— Ты ошибаешься, милый, со мной он был довольно весел,— возразила Джет.— Не стоит забывать, до какой степени ты умеешь выводить людей из равновесия. Я уверена, что капитан Хэнзард вчера вечером так и не смог понять, что ты за фрукт.

— Вряд ли капитан представляет меня фруктом. Вернее было бы сказать — гуляш или шашлык.

— Это уже вовсе нечестно,— произнесла Бриджетт, презрительно глядя на Пановских.— Вы же слышали по рации, которая была у Джет, ее разговор с капитаном. Мало того, что он не каннибал, боюсь, что он к тому же и последний еще не вымерший пуританин.

Две других Бриджетты дружно закивали головами, уныло согла­шаясь со своей подругой.

— Я думаю, его не стоит совсем сбрасывать со счетов,— вступи­лась за капитана Джет.— Ему просто надо набраться сил.