Егоркин разъезд - [20]

Воробьева жена

Пирогов напекла.

Воробей — за пирог,

Она скалкой его в лоб.

Он оскалился,

Пошел к старосте,

А у старосты

Три радости:

Сыновей поженил,

Потом снох схоронил,

Потом начал поминать

И ну сам околевать.

За Ванькой отводил очередь Егорка:

Поповы ребята

Горох молотили,

Цепи поломали,

Попу не сказали.

Поп осердился,

С полатей свалился,

Попадья у печи

Распрямляла плечи.

— Стой, поп, не вались!

Пироги уж испеклись.

Поп все же свалился,

Богу помолился,

Стал тушить свечи.

Баран из-под печи

С крутыми рогами,

С голыми ногами.

Попадья бежит, орет,

Свои волосы дерет.

А баран кричит,

Ногами стучит:

«Стой, баба, не беги,

Где там мои пироги?

С лучком, с мачком,

С пересыпочкой».

Игру заканчивал Мишка. Свою неправдушку он произносил не торопясь, нараспев:

На печи петух объягнился,

Сковородник нарумянился,

Кочерга плясать пошла.

Как безрукий-то арбузы воровал,

Голопузому за пазуху пихал.

А слепой-то подглядывал,

А глухой-то подслушивал.

Сито-вито, два корыта,

Три поганых решета.

…После получки отец съездил в Протасовку и привез обещанное — книги и еще одну штуку — какую-то бумажную трубку. Одна книга была новенькая, тоненькая, с красивыми разноцветными корками. На корке стояло несколько больших букв. Две из них, «А» и «Б», Егорка сразу распознал, остальные были неизвестны. Вторая книга была очень толстая, растрепанная, с черными, как сажа, корками.

Подавая Егорке тоненькую книжку, отец сказал:

— Это «Азбука». В ней нарисованы все буквы. Я тебе потом расскажу про каждую. Ты их запомнишь и будешь складывать и читать слова.

— А эту тоже надо запоминать? — указал Егорка на толстую книгу.

— Эта книга называется Пушкин, — ответил отец, — в ней много всяких интересных сказок. Я буду читать ее вам вечерами на досуге.

— Ну, а тут что? — поинтересовалась мать, трогая трубку.

— Эту штуку я привез для себя.

— Все же, что это такое? — допытывалась мать.

— Карта.

Егорка слышал о существовании только одних — игральных карт. Их он несколько раз видел у крестной и даже раскладывал. Те карты маленькие, а эта — ишь, какая!

— А она какая — туз или король? — спросил Егорка.

Отец улыбнулся и объяснил:

— Не туз и не король. На этой бумаге нарисованы разными красками все державы и страны. Когда разверну — расскажу.

— Азбука нужна, а вот на эти штуки, — мать ткнула пальцем сначала в толстую книгу, а затем в трубочку, — ты зря потратил деньги.

— Купил я только азбуку, а книгу и карту мне дал Матвей Николаевич.

— Ты был у него? — забеспокоилась мать.

Отец отвел глаза в сторону:

— Встретились нечаянно… Я шел, а он навстречу…

— Это что же — он все время так и ходит с этими картами и толстыми книгами?

— Не знаю, не спрашивал.

— А я знаю, — мать нахмурилась, — не доведет нас до добра твое знакомство с этим Матвеем Николаевичем, не доведет. Ему что? Он да Настя — вот и все, а ведь у тебя дети.

Матвея Николаевича Егорка ни разу не видел, но из разговоров родителей знал, что он живет в Протасовке и работает слесарем в депо — исправляет паровозы. Отец называл его настоящим человеком и своим старым другом, а вот матери Матвей Николаевич почему-то не нравился, и она всегда, когда упоминалось его имя, настораживалась и даже беспокойно озиралась, а если отец собирался в Протасовку, непременно наказывала: «Прошу тебя, не ходи ты к этому Матвею Николаевичу». Сейчас вот тоже. Матвей Николаевич подарил им карту, толстую книгу, а мать недовольна и даже рассердилась на него. А за что? Непонятно.

Учить буквы и складывать слова Егорка не любил, уж слишком нудное это занятие: сиди, води пальцем, запоминай. А из-за чего? Да все из-за каких-нибудь уже давно известных слов: «осы», «бабы», «гуси» и т. п.

Вот толстая книга — это да. При каждом чтении ее открывалось столько всяких чудес, что мать даже забывала о своей неприязни к Матвею Николаевичу и говорила: «Большое ему спасибо за эту книгу».

Отец рассказывал сказки хотя и интересно, но не складно, а в книге все сказки были очень-очень интересные и складные:

Ветер по морю гуляет

И кораблик подгоняет.

Или:

Жил был поп,

Толоконный лоб.

Вскоре Егорка запомнил многие стихи наизусть.

БАРАК

Не всегда удавалось хорошо и весело проводить время вечерами, когда отец был свободен от дежурства. Иногда, управившись с домашними делами и поужинав, отец направлялся к порогу.

— Ты куда? — спрашивала мать.

— Туда, — кивал отец, в неопределенном направлении.

Мать морщилась и начинала уговаривать отца, чтобы он не ходил.

— Не пойму, чего ты боишься, — возмущался отец, — съедят меня там, что ли?

Егорка прислушивался и ждал. Если отцу удавалось быстро успокоить мать, то Егорка огорчался, если же разговор родителей затягивался, Егорка радовался, так как в этом случае отец вынужден был действовать иным путем, а именно — брать с собой Егорку, чтобы он потом, при надобности, мог рассказать «всю правду».

Речь шла о бараке, где в долгие зимние вечера любили собираться многие из тех, кто проживал в казармах «среднего сословия». Представители «высшего сословия», за исключением дорожного мастера Кузьмичева, никогда не заглядывали в него.

По мнению Егорки, мать беспокоилась не напрасно, потому что в бараке проживал «разбойник» или, как его еще называли, «красная девица», Пашка Устюшкин.