Эгоист - [19]

Девушка, подавленная своими воспоминаниями, прикрыла глаза рукой.

Зандов не произнес ни слова; он отвернулся и лишь неотрывно смотрел в туман. Неподвижно, словно пораженный заклятием, слушал он все более страстные и горячие слова, срывавшиеся с юных уст:

– Да и на пароходе, наблюдая сотни переселенцев, я видела, сколько тревог и страха, сколько мечтаний и надежд везет он! Ведь почти никогда не бывает, чтобы счастье заставляло переселенцев покинуть свою родину! У большинства переселение является последней надеждой, крайней попыткой найти спасение здесь, в новой жизни за океаном. И подумать только, что все эти надежды разбиваются, что бедняки обречены на бесполезную борьбу с природой и бесплодный неустанный труд, что они должны погибнуть из-за того, что какой-то субъект хочет разбогатеть, из-за того, что есть люди, намеренно, вполне сознательно посылающие своих братьев на гибель, чтобы извлечь из этого барыши! Я никогда не сочла бы такое возможным, если бы не видела всего своими глазами, не слышала бы от тех, кто возвратился с мест своего переселения.

Фрида остановилась, с испугом заметив мертвенную бледность, покрывавшую лицо словно окаменевшего Зандова. Оно было по-прежнему точно выковано из стали, неподвижным и без малейшего выражения чувств, вся кровь будто отлила от этого лица, и его застывшее выражение производило жуткое впечатление. Зандов не заметил вопрошающего, озабоченного взгляда молодой девушки, только ее внезапное молчание привело его в себя. Он резко выпрямился, провел рукой по лицу и произнес:

– Вы смело заступаетесь за своих земляков, нужно отдать вам справедливость!

Его голос звучал глухо, сдавленно, как будто каждое слово стоило ему громадного напряжения.

– Это сделали бы и вы, если бы вам представилась возможность, – вполне искренне ответила ему Фрида. – Бесспорно, вы, используя весь свой авторитет и положение, выступили бы против подобных предприятий и, конечно, могли бы добиться значительно большего, нежели неизвестный священник, которому напряженная духовная деятельность оставляет очень мало свободного времени и на долю которого слишком часто выпадает утешать в горе и нужде и смягчать души членов своей собственной общины. Мистер Зандов, – и Фрида подошла к нему, охваченная внезапно вспыхнувшим доверием, – я, право, не желала оскорблять вас теми неосторожными словами. Слухи приписывают нехорошие планы Дженкинсу. Возможно, что люди не правы, что пастор Гаген был введен в заблуждение. Вы лично не верите этому, я вижу по вашему волнению, хотя вы и хотите скрыть его, а вы, конечно, лучше всех должны знать своего делового друга.

Действительно, Зандов был взволнован. Его рука так судорожно сдавила резную спинку скамьи, что казалось она вот-вот разломится под его пальцами. Да, он был так взволнован, что потребовалось несколько секунд, чтобы овладеть своим голосом.

– Наша беседа свелась к очень нерадостной теме, – отрывисто произнес он. – Но я никогда не поверил бы, что робкое, тихое дитя, едва поднимавшее глаза и открывавшее уста в течение целой недели пребывания в моем доме, может так страстно вспыхнуть, когда дело коснется защиты чужих интересов. Почему вы никогда не показали себя с этой стороны?

– Я не осмеливалась… я так боялась…

Фрида не сказала ничего больше, но ее взор, с робкой доверчивостью направленный на Зандова, досказал то, о чем умалчивали уста. И этот взор был понят.

– Кого вы боялись? Уж не меня ли? – спросил Зандов.

– Да, – с глубоким вздохом ответила девушка. – Я очень… очень боялась вас… до настоящей минуты.

– Вы не должны больше бояться! – В голосе Зандова зазвучала непривычная, уже долгие годы совершенно чуждая ему нотка; в нем чувствовались нарождающаяся теплота и мягкость. – Я, видимо, казался вам очень строгим и холодным – таков я, пожалуй, и есть в деловых отношениях, но с молоденькой гостьей, ищущей в моем доме покровительства и приюта, я таким не буду. Не отстраняйтесь от меня впредь столь боязливо, как до сих пор! Вы можете свободно подходить ко мне.

Он протянул девушке руку, но Фрида медлила принять ее. На ее лице бледность сменялась румянцем, и казалось, что какое-то бурное, с трудом сдерживаемое чувство готово вот-вот вырваться наружу. В этот момент с террасы донесся голос Джесси, обеспокоенной долгим отсутствием Фриды. Девушка встрепенулась.

– Меня зовет мисс Клиффорд, мне нужно пойти к ней. Благодарю вас, мистер Зандов, я… я больше не стану бояться вас! – Она быстро, прежде чем он мог воспрепятствовать, прижала губы к его все еще протянутой руке и скрылась среди кустарников.

ГЛАВА VIII

Зандов с изумлением и смущением смотрел Фриде вслед. Странная девушка! Что может означать эта внезапная смена страха доверчивостью, странная вспышка после столь долгой замкнутости? Ее поведение оставалось для него загадкой, но Фрида своей неосторожной фразой и полной противоречий сущностью добилась того, что не удалось бы самому продуманному расчету – вызвать и поддержать интерес в этом обычно столь равнодушном человеке. У него было полное основание сердиться на эту «фантастичную девичью головку с экстравагантными идеями», однако рядом с раздражением нет-нет да и давало себя знать то странное чувство, которое овладело им еще ранее, когда он впервые поглядел в темные детские глаза, – чувство, которое он сам не мог определить: было ли оно мучительным или приятным. Зандов забыл – быть может, впервые в жизни, – что его ждут кабинет и рабочий стол с важными письмами. Он медленно опустился на скамью и стал смотреть на беспокойно волнующийся океан.