Эгоист - [52]

— Ну да, и их убивают.

Клара пожалела, что сэра Уилоби не было поблизости. Вот когда бы она с ним поговорила!

Она спросила мальчика, где мистер Уитфорд. Кросджей таинственно указал в сторону вишневого дерева с махровыми соцветиями. Лишь когда она подошла к дереву настолько близко, что могла уже различить его ствол, она обнаружила Вернона: он лежал под вишней с книгой в руке. Впрочем, оказалось, что он не читает, а спит, заложив пальцем страницу. Что он читал, растянувшись под раскидистыми ветвями? Крепко сжав руку Кросджея, она вытянула шею, как человек, заглядывающий в бездну, стоя на ее краю. Она хотела посмотреть, что он читает, но когда она повернула голову, глазам ее вдруг предстала плотная масса белых соцветий, тяжелым дождем ниспадающих с ветвей; казалось, это была воплощенная белизна, белее облака в летнем небе, белее снежных альпийских вершин в солнечный полдень. Перепархивая с кручи на кручу, взор ее поднимался все выше и выше, все глубже погружаясь в это небо белизны. Вся душа ее была охвачена восторгом. На смену этому чувству пришло другое, не столь беспредельное, более земное: красота дерева наполнила ее сердце счастьем. Затем пришла мысль, еще более сузившая ее горизонт и совсем уже приблизившая ее к земле: «Какой же прекрасной должна быть душа у человека, который любит покоиться под ветвями этого дерева!» Ей стало жаль чувства, охватившего ее в первую минуту, жаль того восторга, такого божественного, такого безграничного, что казалось, она летит в эфире, населенном сонмом ангелов, летит, минуя упругие белые дуги крыльев, сложенных у них за спиною, дальше, к таким же упругим и белым дугам, несчетными колоннами выстроившимся в пространстве. Теперь же, как она ни старалась, она не могла вернуть свое первоначальное восхищение чудом — это было так же безнадежно, как вернуть детство и снова стать ребенком. Вторая стадия — чувство счастья — обещала быть долговечнее, и так оно, собственно, и было бы, если б в своей нетерпеливой жажде счастья Клара заранее себя не ограбила. Зато мысль: «Какой прекрасной должна быть душа у этого человека!» — укоренилась и прочно обосновалась в ее сознании. Мысль эта — бедная по сравнению с теми ощущениями, какие были ею вытеснены, — представлялась Кларе некоей данью Вернону, и она ни на что уже не согласилась бы ее променять — ни на свое первоначальное восторженное изумление, ни на пришедшее вслед за ним чувство счастья.

Она посмотрела вниз. Вернон, как бы все еще во власти сна, смотрел ей прямо в лицо.

Она поспешно увлекла Кросджея прочь, шепнув, что не следует будить мистера Уитфорда, и предложила повторить состязание в беге, но на этот раз захотела быть в роли гончей, а ему предложила быть зайцем. Кросджей взял великолепный разбег. Но, оглянувшись, он увидел, что мисс Мидлтон бредет без всякого воодушевления и почему-то прижимает левую руку к груди.

«Вот что значит — девчонка», — подумал он с досадой. Ибо он давно уже заметил, что у девочек непременно что-нибудь да случится в самый разгар игры.

Глава двенадцатая

Мисс Мидлтон и мистер Вернон Уитфорд

Не удивительно, что прелестная головка, окруженная слепящим нимбом белых цветов, показалась человеку, еще не совсем очнувшемуся от дремы, видением; не удивительно также, что он не спешил расстаться с этой иллюзией даже и после того, как рассудок вышел из оцепенения и расставил все по местам.

Вернон медлил так долго, что зыбкое видение опаснейшим образом переплелось с реальностью. Объятия Мелюзины^{22} никому не сходят безнаказанно — дайте только волю этой фее, и она завладеет всеми вашими помыслами. Только начните с ней заигрывать, и микроскопически малое начнет казаться чудовищно большим. Вернон вскочил на ноги, насупил брови и с решительной миной зашагал по земле, навеявшей на него столь диковинные грезы; он хотел разогнать кровь по жилам, дабы живительный ее поток прилил к мозгу.

И вдруг он увидел удаляющиеся фигуры мисс Мидлтон и юного Кросджея — так это был не сон! И все же мысль о фантастическом видении, как ни гнал эту мысль разум, снова и снова стучалась в дверь, требуя, чтобы ее впустили. Фатовство было несвойственно Вернону, и он не придал никакого значения тому, что юная девушка так низко над ним склонилась, изучая его лицо во время сна; а ведь она и в самом деле похожа на Горное эхо, только и подумал он. Всякий человек, — мужчина ли, женщина, все равно, — которого застали спящим на открытом воздухе, вызывает к себе любопытство и желание подойти на цыпочках и разглядеть его получше. Известны случаи, когда застигнутого в этом состоянии мужчину подвергали жестокому поцелую; не давая бедняге никаких прав, поцелуй этот лишь томил и терзал его смутным восторгом; рассказывают, что он подчас даже не понимал толком, что же с ним случилось, и так, до конца своих дней, ходил как потерянный. Иное дело — видение; оно ваша личная собственность, вы можете отложить его до времени, а потом на досуге извлечь и любоваться им, сколько захочется, и никто не вправе попрекнуть вас тем, что вы прячете у себя такое сокровище. Оно золотой ключ, открывающий перед вами целые миры неограниченных возможностей. На расстоянии какого-нибудь полушага от действительности оно озаряет ее своим светом, обогащает и смягчает ее. Но, разумеется, предпочитать всю эту фантастику обыкновенным фактам есть первейший признак душевной слабости. Такого рода рассуждением и закончилась коротенькая фантасмагория Вернона. В его характере была некоторая склонность к фантазерству (у кого из нас, людей мало-мальски порядочных, ее нет?), и, зная это за собой, он не давал своей фантазии воли. Сейчас, впрочем, ему не понадобилось гигантских усилий, чтобы ее подавить, страсть в нем покуда дремала, а тщеславия он был лишен почти начисто. Следует помнить к тому же, что это был неутомимый ходок, а быстрая ходьба — лучшее средство избавиться от тумана в голове и всяческих глупостей. Он это испытал не раз.