Эгоист - [34]
— Ах, нет, я не могу согласиться с вами! — возразила она тетушкам. — Мистер Уитфорд нашел единственно верный способ обходиться с таким мальчиком, как Кросджей.
— Я хочу сделать из него человека, — сказал сэр Уилоби.
— Но что с ним станет, если он так ничему и не научится?
— Если я буду им доволен, его будущность обеспечена. Еще не было случая, чтобы я бросил человека, которому оказывал покровительство.
Клара посмотрела на него в упор и, не отводя глаз, прикрыла их веками.
Сэру Уилоби сделалось не по себе. Он был чувствителен к тончайшим нюансам взглядов и интонаций; в этом, собственно, и крылся основной секрет, позволявший ему железной рукой управлять теми, кто жил под его кровлей. Он требовал от них безоговорочного приятия его точки зрения, и они знали, что ни малейший мятежный оттенок не ускользнет от его внимания. Взгляд в упор, без тепла, без девической застенчивости и внезапно опустившиеся веки говорили о недостатке сочувствия к его воззрениям, а быть может, и о прямой враждебности им. Возможно ли, чтобы она не принадлежала ему целиком? Брови его метнулись вверх.
Клара заметила движение бровей и подумала: «Замужем, нет ли, а в мыслях своих я вольна».
Об этом-то и шел между ними спор.
Глава девятая
На следующее утро, за час до начала уроков, на газоне перед домом появился юный Кросджей с огромным букетом полевых цветов. Он оставил их в прихожей и исчез в кустах.
Всемогущие заправилы Большого дома собрались было предать вульгарные растения мусорной куче, но мисс Мидлтон, увидевшая в окно Кросджея с цветами, смекнула, что букет предназначался ей, и приказала лакею его принести. Букет был прелестен. Чувствовалось, что над ним поработала чья-то рука, более изысканная, чем мальчишеская: цветы были расположены в определенном порядке — красная гвоздика соседствовала с лютиками, первоцвет — с вероникой, нарцисс — с лесным гиацинтом, а из голубевшей середины букета возвышалась ветка, покрытая плотными белыми цветами, настолько плотными и белоснежными, что мисс Мидлтон, мысленно похвалив Кросджея за то, что он прибег к помощи мисс Дейл, тщетно пыталась определить, с какого дерева сорвана эта ветка.
— Это лесная весталка, дикая вишня, усовершенствованная искусством садовника, — объяснил доктор Мидлтон. — И здесь, пожалуй, мы вправе сказать, что садовник одержал победу над природой. Впрочем, я не уверен, что это усовершенствование, — ведь двойное, махровое цветение, насколько известно, происходит за счет плодоносности дерева. Если так, назовем его «весталкой цивилизации». Как бы то ни было, садовник не только оправдал название растения, но и показал, как красивы эти служительницы Весты>{19}.
— Наш сорванец посягнул, оказывается, на священное древо Вернона! — весело сказал сэр Уилоби и поведал мисс Мидлтон, что дикая вишня с махровыми цветами была любимицей мистера Уитфорда.
Сэр Уилоби обещал как-нибудь показать ей эту вишню.
— Вам подобное испытание не страшно, — прибавил он. — Но таких дам, чей цвет лица мог бы его выдержать, мало; для большинства это более тяжкое испытание, чем свежевыпавший снег. Мисс Дейл, например, уже в десяти шагах от дерева превращается в пожелтевшее кружево. Хотел бы я видеть вас обеих рядом под этой вишней!
— Ого! — воскликнул доктор Мидлтон. — Вы, кажется, возлагаете на нашу древесную нимфу новые функции, и притом довольно грозные.
— Мисс Дейл могла бы повести меня на более высокий суд, где я бы поблекла от соседства с нею, — возразила Клара. — Есть дары более ценные, нежели цвет лица.
— У нее отличные дарования, — сказал Вернон.
Весь свет — а следовательно, и Клара — знал о романтической привязанности мисс Дейл к сэру Уилоби. Клара жаждала познакомиться с мисс Дейл, чтобы понять характер ее чувства к человеку, который говорил с таким ледяным холодом о той, что имела несчастье его полюбить. А может быть, именно мороз и полезен женскому сердцу? Может быть, оно таким образом приучается к дисциплине, к сдержанности и обращается внутрь себя, к собственным мечтам? Если так, то этот холод благотворен, он ведет к идеализации любимого. И Клариному воображению живо представились все преимущества разлуки перед убийственной скрупулезностью пристального изучения. Она пыталась увидеть сэра Уилоби глазами мисс Дейл. Безграничная способность к самообману, которой Клара завидовала, не могла, однако, не вызвать у нее презрения; она не могла также не осудить бесчеловечную черствость сэра Уилоби, с такой готовностью предававшего свою верную поклонницу — лишь затем, чтобы сделать пустячный комплимент невесте. Тем не менее Кларе представлялось, что где-то должна быть точка, с какой можно взирать на него доброжелательно, без осуждения и даже восхищаясь им, как, например, взирает луна на копошащегося внизу смертного: он статен и пригож — вот все, что оттуда видно.
— Со мной учителям тоже приходилось биться, — сказала она. — Быть может, я лучше разбиралась бы в разных вопросах, если б была наделена отличными дарованиями. Я не помню случая, когда бы могла гордиться выполненным уроком…
Она оборвала себя на полуслове, недоумевая, куда еще может завести ее собственный язык, и, чтобы выйти из положения, прибавила:
Английский писатель Джордж Мередит (1829-1909) - один из создателей социально-психологического романа. Главные герои романа "Испытание Ричарда Феверела" - богатый помещик и его сын Ричард. Воспитывая своего единственного сына, сэр Остин, покинутый женой, придерживается разработанной им самим системы. Однако слепой эгоизм, побуждающий не считаться с особенностями характера сына, с его индивидуальностью, попытки оградить его от женщин и любви оборачиваются в конечном итоге трагедией.Переводчик романа А.М.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.