Его нельзя поджигать - [9]

Натан глядит в окуляр прибора, которому дал название гипотетического отражателя предсмертных видений. Это всего лишь попытка интерпретации слабеющих, теряющих нормальный потенциал мозговых токов, попытка их образного истолкования. Возможно, изобретатель чуть обманывает себя. Или ошибается, или даже фантазирует. Слово "фантазия" больше всего устраивает Натана: профессор смотрит, как Юлия исчезает, и вдруг, когда ее уже нет, когда на экране остается лишь черное жерло дезинтегратора, начинает лихорадочно нажимать механизмы возврата. Экран слепнет.

- Что ты делаешь, профессор? - говорит Большой Компьютер, - Дорога назад для нее закрыта.

Натан, по-видимому, не слышит.

- Она уже не существует в прежнем облике, - терпеливо объясняет Компьютер.

Натан и сам знает, что Юлии нет вообще, что она отражена лишь в схемах, которые, ожидая его действий, неторопливо проплывают по вспомогательным экранам.

Он знает свою программу, машинально задействует интегрирующее оборудование. Интегратор недовольно шумит и гудит, его заедает, будто у него есть возражения против воскрешения Юлии.

Натан смотрит на воскрешенную. Ее тело покоится на большом столе-саркофаге, прикрытом прозрачной крышкой. После всех манипуляций, после споров с Большим Компьютером, после коррекций с экранов одна за другой исчезают теперь уже ненужные схемы. Гудят лишь магнитные помпы, которые из незримых составляющих сложили это любимое тело.

Девушка сладко спит. Ему отлично знакомо это чувство чудесной усталости после воскрешения, через которую пробивается пульсирующее сознание жизни, существования, бытия на этой земле. Он знает, как в этом состоянии приятно спать, какие при этом цветные, вещие сны.

Он смотрит на девушку, которую так хорошо знал и которую любил, и ловит себя на том, что думает о ней "девушка", а не "Юлия". Девушка. Тело точно такое, но построенное заново. По старому образцу, с самыми мельчайшими подробностями. От всех модификаций, которые они с Большим Компьютером хотели ввести в ее психику, он отказался. Конечно, их нет вообще.

- Да, все изменения ликвидированы, - подтверждает Большой Компьютер; Натан задал ему вопрос, ибо все еще не вполне себе доверяет.

Значит, это прежняя Юлия, но сотворенная заново. Чужая. Предыдущая жизнь загублена. Он в полной мере сознает преступность своего эксперимента, недопустимого насилия по отношению к другому человеку. Он помнит и переживает вновь все обстоятельства преступления, и они все больше отдаляют его от девушки, лежащей на операционном столе.

Роботы с поднятыми вверх манипуляторами, похудевшими пальцами, теперь уже ненужными, стоят возле стола, словно вокруг жертвенного алтаря.

Натан боится пробуждения Юлии. Он воссоздал ее память с абсолютной точностью: она не может не знать, что с нею произошло.

Неизвестно, сколько времени он сидит, и смотрит, и думает. Смотрит и весь как бы превращается в созерцание и ожидание.

Он даже не сразу сознает, что она уже сидит, что она в полном сознании и видит его, и тем не менее ласково улыбается.

- Ты знаешь, Натан, - она говорит "Натан", хотя раньше избегала называть его по имени, - я чувствую себя изумительно. Как никогда раньше.

Профессор Натан Бронкс не отзывается, ему страшно. Он не может говорить, и хорошо, что не может.

- Натан, - просит Юлия, - помоги мне слезть отсюда, помоги одеться. Слышишь? Помоги мне. Я чувствую себя превосходно. Ну же, Натан.

Натан Бронкс действует как во сне. Он не знает, подает ли ей что-нибудь, помогает ли одеваться...

- Знаю, я воскресла, Натан. Я всегда верила в твой гений. И сейчас верю. О, я прекрасно помню, что ты сделал со мной, как я боролась против твоей силы, насилия, но по сути своей это твое насилие, это насилие...

- Тише. - Он закрывает ей рот ладонью. - Замолчи, не говори, не хочу.

Она смотрит на него удивленно, в ее глазах попрежнему нежность,

- Я помню каждую мелочь,- повторяет она настойчиво, отталкивая его руку, - помню отлично и не осуждаю тебя за это. Натан, пойми, я...

- А если уж говоришь, то говори правду. Почему ты меня боишься? произносит он наконец. - Не бойся меня. Не раболепствуй. Зачем этот подхалимаж?

Но он не верит, что она способна не испытывать страха, решиться на откровенность в этой инквизиторской обстановке. Вот стол-гроб с откинутой крышкой, рядом роботы-операторы, которые ее воскресили, внизу, глубоко под землей, расползлись в разные стороны могучие корни чудовищного мозга Большого Компьютера, который играл в этом воскрешении не последнюю роль, а перед нею сидит сам палач.

- Чего мне бояться? - спрашивает она. - Я говорю правду, говорю то, что чувствую. Я понимаю твой ужас, твои сомнения, твое неверие в мою правдивость. Ты считал меня просто примитивной куклой, актрисой, которая поверхностно знает других, а себя не знает совсем. Ты ошибался, я не такая, Я не боюсь тебя и не питаю к тебе обиды, Натан.

- Дезинтегратор тебя убил, а синтезаторы построили заново, - говорит он.

- Знаю. Но это не мешает мне ясно ощущать жизнь - так ясно, как никогда, ничем не вредит моей личности. За что же мне на тебя обижаться? Ты убил мое тело, но я воскресла с тем же сознанием, с той же памятью, я нисколько не изменилась.