Его любимая скрипачка - [7]

— Если вы не можете выступать на публике, как вы объясните тот факт, что вы выступаете с оркестром по крайней мере один раз в неделю?

— Я вторая скрипка. Я сижу в задней части оркестра. У нас в среднем восемьдесят музыкантов. Зрители смотрят не на меня, а на весь оркестр. Если я буду у всех на виду на гала-вечеринке у вашего деда, я не смогу играть. Это унизит меня, мою мать и вашего дедушку. Вы этого хотите?

Отец Амалии — единственный человек, который не будет за нее стыдиться. На самом деле именно ее отец пошел против воли своей жены и спрятал Амалию от публичности.

Талос прищурился, проницательно глядя на нее:

— Почему я должен верить, что вы мне не лжете?

— Я…

— По вашему собственному признанию, вы солгали о том, что участвуете в другом концерте.

— Это была ложь во спасение.

— Лжи во спасение не бывает. Если вы не можете играть перед людьми, как вам удалось вступить в оркестр?

— Это было слепое прослушивание. Каждый музыкант играл за ширмой.

Он медленно покачал головой, взгляд его светло-карих глаз стал нечитаемым.

— Я никак не пойму, то ли вы говорите правду, то ли снова лжете.

— Я говорю правду. Найдите другую скрипачку.

— Нет. Нервозность и страх можно преодолеть. Но я не смогу найти скрипача, который достойно исполнит последнюю пьесу моей бабушки.

Нельзя забывать, что время почти истекло. Он может провести остаток жизни в поисках подходящего скрипача и не найти его. А вот игра Амалии сразу задела его за живое.

— Что вы знаете о моем острове? — спросил он.

Она немного смутилась от резкой смены темы:

— Немного. Это недалеко от Крита, да?

— Крит наш ближайший сосед. Как критяне, мы произошли от минойцев. Веками Агон атаковали римляне, османы и венецианцы. Мы отбивались от всех них. Только венецианцы на короткий период сумели нас покорить. Мой народ под руководством воина Ареса Патакиса, чьим прямым потомком я являюсь, восстал против оккупантов и прогнал их с нашей земли. С тех пор никто не приходил на нашу землю с войной. Агониты никогда не будут угнетены или порабощены. Мы будем бороться за нашу свободу до последнего вздоха.

Он сделал паузу, чтобы отпить кофе.

— Вам, наверное, интересно, почему я говорю все это, — сказал он.

— Я пытаюсь вас понять, — задумчиво призналась она.

— Вы должны понимать, что моя семья и наш народ бойцы по природе. Страх перед сценой? Нервы? Это можно победить. И вы победите с моей помощью.

Амалия легко представляла себе Талоса Каллиакиса в бою, в латах и с копьем в руке. Но ее страх сцены не имеет ничего общего с войной.

— Я договорился с вашими дирижерами, — сказал он. — Вы поедете на Агон через несколько дней и останетесь там до гала-вечеринки. Ваш оркестр начнет репетировать немедленно и вылетит за неделю до Гала, поэтому вы сможете репетировать с ними.

Ей расхотелось быть любезной.

— Я не понимаю, зачем вы это сделали.

— У вас будет месяц на Агоне, чтобы акклиматизироваться.

— Мне не нужна акклиматизация. Агон не центр пустыни.

— У вас будет месяц, чтобы подготовиться к выступлению, — продолжал он, игнорируя ее, хотя его глаза снова угрожающе сверкнули. — Вас никто не станет отвлекать.

— Но…

— Вы преодолеете страх перед сценой, — произнес он с уверенностью человека, который никогда не проигрывал. — Я лично за этим прослежу. — Пауза. — Итак?

Она подняла глаза и встретила его проницательный взгляд.

— Вы будете играть на гала-вечеринке? — категорично спросил он. — Или мне уволить сто музыкантов? Должен ли я уничтожить их карьеру, как и вашу? Не сомневайтесь, я сделаю это. Я уничтожу вас всех.

Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

Она верила ему. Он может разрушить ее карьеру. Она понятия не имела, как именно он будет это делать, но он это сделает.

Но как она может согласиться на выступление? В последний раз, когда она солировала, вокруг нее были ее родители, их друзья-музыканты, актеры, писатели и певцы. Она унизила себя и свою мать перед всеми ними. Разве ей удастся стоять на сцене перед главами государств и не волноваться?

После того ужасного инцидента Амалия попыталась солировать всего один раз и попала в больницу. Ее отец пришел в ярость и обвинил свою жену в эгоизме и использовании их единственного ребенка в качестве игрушки.

К горлу Амалии подступил ком, когда она вспоминала, что через несколько недель после того случая ее родители развелись и отец получил над ней первичную опеку.

Однако ей повезло. Да, ей стало действительно трудно, но она знала, что может рассчитывать на обоих родителей. Она никогда не голодала. У нее была крыша над головой. Ее коллеги не были такими удачливыми. Не у многих из них были богатые родители.

Она подумала о ласковой Джульетте, которая была на седьмом месяц беременности, ожидая третьего ребенка. О Луи, который только на прошлой неделе сумел оплатить поездку своей семьи в отпуск в Австралию. О ворчуне Жиле, который стонал каждый месяц, когда с его счета снимали ипотечный платеж.

Все эти музыканты, все эти служащие…

Они еще не знают, что могут остаться без работы.

Она со всей ненавистью уставилась на Талоса.

— Да, я поеду. Но с последствиями придется мириться вам.