Ego - эхо - [12]

Господи, что я ору? Он что - не слышит? Делает вид? Зачем? Я пока еще не в тюрьме, но могу загреметь.

-Ну, ладно-ладно! Ты можешь облегчить участь твоей матери...очень просто.

-Что за участь, что значит облегчить? - Опять ору: Как облегчить? Она же ни в чем не виновата! Вы же знаете, что она не виновата! Вы же сами говорили, или этот ваш Гусев, что кончится следствие, все выяснится, что виноват один из ста... вы это говорили... сами... или Гусев. Она - те, девяносто девять! Вы же знаете, товарищ старший лейтенант!.. - "А скорее - и все сто..." - Это я подумала про себя...

-Твое дело ускорить следствие. Мы дадим тебе поручения, ты их выполнишь и тем самым поможешь своей матери.

-Какие еще поручения? Я делать ничего не умею, не буду. А мама и так не виновата.

-Вот что, мы поможем тебе, пожалуй, разрешим тебе свидание с матерью. И по поводу вашего дома поговорим с кем положено, почему его отобрали у вас. Готовься, на днях придешь в тюрьму, дежурному на проходной скажешь, что тебе разрешили свидание.

Помолчал, потому буркнул:

-А справку от врача принесешь.

-Правда? - Пропустив о справке: - Спасибо, товарищ старший лейтенант, а это точно? А что я должна буду потом сделать?

-Потом узнаешь.

-Хорошо... - Вот ужас! Почему справку? Почему сажают сто, если виноват один? А если и один не виноват? А ведь действительно, почти в каждой семье есть арестованный или раньше, или позже. Я все только про маму да про маму, что она не виновата, а про других ни разу не подумала. Раньше я вообще ничего не замечала, а теперь смотрю - будто вымели поселок. Да и на работе у нас многие пострадали.

Что мне предстоит? Почему я как клейменая должна идти к врачу? Что говорить, какими глазами смотреть на врача, на себя, на всех людей? Я что, не хозяйка, в конце концов, даже себя самой?. Почему так? Кто мне может ответить? Кому пожаловаться? Кому писать? Кому кричать?

Обещают свидание с мамой. Я должна обрадоваться и перед мамой быть веселой. Боже мой, какой ценой?

Выхожу из серого здания мимо часового. Он забирает у меня пропуск, долго смотрит на него, на меня, снова на пропуск, лицо каменное, но вижу, как скулы двигаются и глаза стреляют от ненависти, или наоборот... А должны быть "по правилам" ничего не выражающими - кажется, этому не будет конца. Потерянная, уставшая бреду по кудрявым аллеям курортного города. Деревья, тронутые утренним солнцем, чуть колышутся золотыми верхушками, а мысли мне нашептывают крамольные. Страшно.

Какие две разные жизни в одном человеке! У всех так? Всегда так? А если у этого следователя есть дети? Если его дочь подрастет и ей чужой мужчина будет бесстыдно задавать такой вопрос? А мама у него есть? Это она его таким сделала? Или кто? Зачем? Лучше бы он защищал сейчас Родину! Если собрать таких, как они, как этот отъевшийся, пожирающий скулами на заглатку часовой - сколько армий может получиться! Не пропустили бы оккупантов... Но тогда кого держать в тюрьмах? Кого судить? Боже, что я? Что я думаю? Я уже сомневаюсь в главном? Настоящий ли он, этот следователь, -советский человек, какой должен быть? А сомневаться нельзя. За сомнением - тьма.

МАМОЧКИНА ЗАПИСЬ

No 1

"Тюрьма НКВД. Следователь сидит, ожидая своей жертвы, вынимает наган, кладет на стол, это делалось каждый раз, видимо, чтобы нагнать побольше страху, а себе придать солидности. Начинается: "Немцами завербована?", "Нет", "Как нет, мы нашли в уборной документы с твоей подписью". "Нет". "Врешь, б...". И все в таком же духе.

Однажды в воскресенье утром вызвали на допрос, по счету это был уже шестой следователь. Ведут на четвертый этаж, здание пустое, тишина, в одной угловой комнате сидит с озверевшим лицом. Метрах в двух от стола, табурет для заключенного. Вхожу, сажусь, окрик: "Встать!!!" Встаю. Он в упор смотрит, играя наганом, орет: "Застрелю, мать твою" и т.д. Я думаю: "Неужели это человек со всеми человеческими органами, неужели у него есть любимая, дети. Есть ли у него сердце?..

No 2

...Следователь Плотников начал с того, чтобы я не воображала из себя интеллигентку: "Не думай, я тоже интеллигент, мать твою..." - начал он свою работу с мордобития, левая сторона лица у меня была синяя, с отпечатками пальцев. Я перевязала щеку так, как перевязывают, когда болит зуб. Женщины в камере спросили, что со мною, я сказала, что упала ночью с крыльца и разбилась.

...На следствии нас держали ночью подолгу, а порой и целую ночь, а днем отдыхать не давали, и мы придумали способ: кто-нибудь брал голову на колени, и будто бы искал вшей. Мы - таким образом могли немного передохнуть. Бани не было, мыла не было, потому это разрешалось. Когда я пришла битая, мне помогла отдохнуть преподавательница английского. Она рассказала, что преподавала язык членам правительства в Кремле. Год спустя я встретила ее в пересылке, она сказала, что не поверила, что я свалилась с крыльца, догадалась, что меня били, и спросила, - почему я не объяснила. Я ответила, что из-за сильного чувства унижения и стыда, что не могла понять, как это могло случиться, что меня бьет по лицу мужик, сильный, здоровый, бьет изможденную долгим сидением и голодом женщину".