Его борьба - [7]

– Не торопите события, мой фюрер, – по своему обыкновению, ухмыльнулся тот. – И потом, какой в этом смысл? Вы же не экспонат парижского Лувра, чтобы руководители великих держав глазели на вас. А пожимать вам руку тоже никто не собирается. Вот начнется суд, и вас увидит весь мир. Кстати, вам бы следовало привести в порядок свою физиономию, а то заросли, как Робинзон Крузо, до неузнаваемости. Я распоряжусь, чтобы к вам сегодня же прислали парикмахера…

– Почему именно сегодня? – вяло осведомился Адольф, машинально проводя рукой по худосочной бороденке, отросшей за время заключения.

Эрнест резко захлопнул свою кожаную папку, заставив бывшего фюрера вздрогнуть.

– Да потому, мой дорогой подследственный, – объявил Эрнест, – что завтра начинается судебный процесс!..

* * *

К удивлению Адольфа, судебное заседание проводилось в том же здании, в подвале которого находилась камера. Причем зал был довольно небольшим и вовсе не помпезным. Ярко освещенное помещение без окон, стандартный стол для судей, напротив него – решетчатая клетка со скамьей внутри, и несколько столиков сбоку для секретарей-стенографисток и представителей обвинения.

Эрнест не обманывал его, когда говорил, что суд будет закрытым.

Кроме Адольфа, судей, представителей обвинения и охраны, в зале больше никого не было. Ни публики, ни прессы.

Зато повсюду имелось множество кинокамер и юпитеров. Правда, операторов, которые должны были управлять всей этой техникой, почему-то тоже не наблюдалось.

Однако внимание Адольфа не задержалось на этом странном факте.

Куда больше его интересовали люди, которые должны были его судить.

Помня статьи о Нюрнбергском процессе, он рассчитывал увидеть перед собой тех же судей, которые выносили приговор его соратникам по нацистской партии.

Однако судей оказалось всего трое. Причем все трое были не в военной форме, как следовало ожидать, если бы речь шла о военном трибунале, а в черных судейских мантиях, со смешными треугольными шапочками на голове. Более того, среди них была молодая и весьма миловидная женщина!..

Обвинитель же был всего один – но какой!

Изможденный костлявый старик, явно представитель той национальности, к окончательному уничтожению которой в свое время призывал Адольф. Глаза обвинителя горели мрачным огнем. Пожалуй, он один из всех присутствующих в зале был полон ненависти к подсудимому. Руки его дрожали, когда он перекладывал с места на место бумаги, видно было, что он едва сдерживается и что, если бы не решетка, кинулся бы на Адольфа, чтобы вцепиться ему в горло иссохшими пальцами живого скелета.

– Встать, суд идет!

Адольф нехотя поднялся.

Что-то во всем этом было не так, но что именно – он пока не мог разгадать.

Или просто дело заключалось в том, что его ожидания обмануты?

Возможно.

Сидевший в центре судья что-то сказал, и звук его голоса разнесся по залу эхом – видимо, в стенах были спрятаны динамики.

«Что он говорит?» – подумал Адольф, принимаясь вертеть головой в поисках переводчиков.

В ту же секунду стоявший позади него охранник молча надел на его виски небольшие наушники, и Адольф с изумлением обнаружил, что теперь понимает слова судьи так, как будто тот говорит по-немецки! Это не был перевод в собственном смысле слова: голос, несомненно, принадлежал именно судье. Оставалось непонятным, как обычные с виду наушники трансформируют речь, чтобы можно было понимать ее без перевода.

Впрочем, эти мысли быстро вылетели у Адольфа из головы.

Председатель суда (а именно им оказался сидевший в центре) представил двух других судей (Адольф тут же забыл их имена и фамилии, настолько они были вычурными), общественного обвинителя (который выступал, ни много ни мало, от имени всего человечества) и осведомился, желает ли подсудимый воспользоваться услугами защитника.

Адольф закусил губу.

– Нет необходимости, – заявил он.

– Означает ли это, что вы сами будете себя защищать? – спросил председатель.

Вместо ответа Адольф молча наклонил голову.

Судья тут же сделал ему замечание. В ходе процесса подсудимый должен четко и ясно отвечать на все вопросы – как судей, так и обвинителя. При этом он должен вставать… но не обязательно по стойке «смирно» (при последних словах губы председателя тронула ироническая усмешка).

Адольф почувствовал, как кровь бросается ему в голову.

– Есть ли у вас претензии к личности членов суда или общественного обвинителя? – поинтересовался председатель суда.

Адольф снисходительно пожал плечами.

И заработал второе предупреждение за нарушение правил поведения.

«Ха, да пусть хоть сто предупреждений!» – подумал Адольф. Что это изменит? Меня что – досрочно расстреляют прямо здесь, если я не буду подчиняться их требованиям?!.

Между тем судья перешел к уточнению личности подсудимого:

– Назовите свои имя и фамилию.

Вот болваны! На кой черт мне тогда пришивали на спину арестантской робы табличку с именем и фамилией? Крупными буквами!..

Адольф приподнялся, опираясь на деревянный барьер.

– Адольф Гитлер! – рявкнул он, как в старые добрые времена, когда только что прибыл на фронт и представлялся ротному фельдфебелю. – Рейхсканцлер! Фюрер Германии! Верховный главнокомандующий германскими вооруженными силами!..