Египетские мифы. От пирамид и фараонов до Анубиса и «Книги мертвых» - [50]

Когда Сатни пришел в себя, оказалось, что он стоит в четвертом чертоге Дуата. Вокруг него некие люди плели канаты, которые в то же время жевали ослы. Над головой у других людей были подвешены лепешки и кувшины с водой, а когда они подпрыгивали, чтобы достать питье и пищу, третьи под ногами у них выкапывали ямы. Оставив этих несчастных терзаться, Сатни и Са-Осирис ступили в пятый чертог, где собрались достойные духи. Те, кто обвинялся в злодеяниях, сгрудились за дверью и умоляли впустить их, причем стержень дверной петли был всажен в глаз человеку, и тот вопил от боли. Затем Сатни с сыном прошли в шестой чертог, где стояли по рангам боги-старейшины Западного царства, а слуги Запада докладывали им о делах.

В седьмом чертоге Сатни узрел тайный облик Осириса, сидящего на троне из чистого золота с короной атеф на голове. По левую руку от него стоял Анубис, а по правую – Тот; вокруг же собрались боги Дуата. Посреди чертога располагались весы, и на одной из чаш лежало перо богини Маат. На другую же чашу клали дурные и добрые дела каждого из усопших. Бог Тот наблюдал за взвешиванием и записывал итоги, а нужные сведения ему сообщал Анубис. Тех, чьи дурные дела оказывались тяжелее добрых, пожирала богиня Аммут – их тела и души-ба гибли; им не суждено больше сделать ни единого вздоха. Тех же, чья жизнь была признана добродетельной, подводили к богам-старейшинам и Владыке Запада, и их души-ба возносились на небо вместе с прочими достойными духами. Те, чьи злые и добрые дела уравновешивали друг друга, оставались служить Сокару-Осирису.

Осмотревшись вокруг, Сатни заметил, что подле Осириса стоит мужчина в одеяниях из тончайшего льна; видимо, то был важный сановник. Сатни шагнул вперед и пригляделся.

– Видишь мужчину в богатых одеждах, что стоит у трона Осириса? – спросил его сын. – Это тот самый бедняк, которого вынесли из города завернутым в дерюгу и которого никто не проводил в последний путь.

После смерти, как объяснил Са-Осирис, нищего доставили в Дуат и привели на суд богов. Его добрые дела оказались весомее дурных, и в награду ему отдали роскошные погребальные одежды богача. Как достойный дух, он теперь служил Сокару-Осирису и мог стоять у самого трона владыки.

Богача тоже привели в Дуат, однако совершенное им зло перевесило добрые поступки. Его приговорили к бесконечным терзаниям: правое око богача стало дверной петлей, а уста разверзлись в вечном крике боли. Вот почему Са-Осирис надеялся, что посмертная участь его отца будет такой же, как у бедняка. Сатни захотелось узнать больше, и он спросил у сына про других людей, что встретились им в чертогах Дуата. Са-Осирис ответил, что те, кто плетут канаты, поедаемые ослами, подобны тем смертным на земле, которых прокляли боги. Они денно и нощно работают ради куска хлеба, однако их обкрадывают собственные жены, и потому еды им не видать. Все, что происходило с ними на земле, происходит и в царстве Запада. Те, что никак не могут дотянуться до хлеба и воды, подобны смертным, чья жизнь висит у них перед глазами, словно плод, однако бог всякий раз копает им яму, чтобы они ее для себя не открыли.

– Знай же, отец мой Сатни, – сказал Са-Осирис, – что к милосердному будут милосердны в царстве Запада, а к жестокому будут жестоки. Так заведено, и [так будет] вечно, – с этими словами он взял отца за руку, и они перенеслись в мемфисский некрополь.

Хождение Мерире в Дуат

Хотя призракам (и Са-Осирису), кажется, не составляло никакого труда переноситься в загробное царство и обратно, большинству сынов рода человеческого эта задача была не по силам. Один из рассказов о смертном, попавшем в Дуат, можно найти в «Речении о Мерире», записанном на папирусе Вандье (конца VI века до н. э.). Мерира – писец и чародей, столь искусный, что придворные маги фараона Сисбека скрывают его существование от повелителя, чтобы самим не остаться без работы. Но в один прекрасный вечер фараон замечает, что болен: пища ему кажется безвкусной как глина, а пиво – пресным как вода. Тело его покрывается испариной. Увидев его, срочно созванные маги в ужасе вскрикивают и вспоминают, что от подобного недуга скончался и царь Джедкара. Пролистав ученые книги, маги и жрецы понимают, что Сисбеку осталось жить семь дней и единственный, кто может его исцелить, – чародей Мерира. Вынужденные доложить о нем фараону, придворные решают воспользоваться случаем и избавиться от Мериры раз и навсегда.

Мериру незамедлительно вызывают во дворец, и фараон спрашивает, есть ли способ продлить ему жизнь. К вящему удивлению повелителя, чародей начинает плакать и сквозь слезы объясняет: чтобы спасти фараона, ему, Мерире, придется пожертвовать собой, потому что кто-то в любом случае должен умереть. Конечно, Мерире не хочется лишаться жизни ради спасения царя, и его приходится уговаривать. Фараон обещает воздать ему небывалые посмертные почести и увековечить его имя в храмах. Мерира выпрашивает и другие милости. Фараон должен поклясться перед лицом Птаха, что позаботится о его вдове и не позволит ни единому мужчине взглянуть на нее или ступить в ее жилище. Затем Мерира требует, чтобы повелитель казнил детей завистливых чародеев – тех, кто призвали его ко двору, зная, что обрекают на верную гибель. Фараон соглашается и на это. Удовлетворенный Мерира возвращается домой – побриться и облачиться в тонкие льняные одежды перед отправлением в загробный мир. Тем временем фараон отправляется в Гелиополь – задобрить богов жертвами, чтобы радушно приняли Мериру.