Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - [17]

После совершения этого преступления шаткому миру между Птолемеем и Антигоном пришел конец, и каждый из противников стал ждать, когда другой сделает первый ход. На протяжении какого-то времени никто из них ничего не предпринимал. Антигон занимался украшением своей новой столицы Антигонии, а Птолемей был слишком осторожным человеком для того, чтобы переходить в наступление. Затем напряжение ослабло. Антигон решил перенести театр военных действий в Грецию и приказал своему сыну Деметрию захватить Афины и изгнать из этого города солдат Кассандра. Молодой человек отплыл из Эфеса во главе флотилии из 250 боевых кораблей, обогнул мыс Сунион, высадился в Пирее и завел разговор о возвращении городу прежних свобод. Военачальник Кассандра Деметрий Фалерский отошел к Фивам, а гарнизон, осажденный в крепости Мунихия, был вынужден сдаться. Охваченные радостью афиняне осыпали победителя и его отца всевозможными почестями. В частности, каждый из них был назван царем, а о них обоих граждане Афин говорили как об освободителях от македонской тирании.

Деметрию настолько понравилось в Афинах, что он дважды вступил там в брак, а также имел многочисленные связи с менее добропорядочными женщинами. Вино и женщины всегда были его главными пристрастиями, и в Греции (как, впрочем, и везде) он самозабвенно предавался обоим этим излишествам. Прелестное личико и кувшин вина действовали на Деметрия подобно яду. Однажды из-за этого ему даже стало настолько плохо, что он вынужден был лечь в постель, и Антигон лично отправился к нему, чтобы поинтересоваться состоянием его здоровья. Зайдя в спальню сына, он увидел, как кто-то закрытый покрывалом торопливо выбегает из комнаты. «Лихорадка теперь уже ушла», – хрипло прошептал Деметрий, приподнимаясь в постели, чтобы поприветствовать отца. «Конечно, ушла, сынок, – ответил Антигон, – и даже только что встретилась мне в дверях»[11].

Следующим на очереди был Птолемей. Воодушевленный успехом в Греции, Деметрий напал на Кипр. Менелай не ожидал появления у берегов острова вражеского флота. В его распоряжении не было ни кораблей, ни войск, способных помешать Деметрию высадиться на берег, и, отправив в Александрию письмо с просьбой и о том и о другом, он укрылся на Саламине. Птолемей выполнил просьбу своего наместника и отправил на Кипр все транспортные корабли, стоявшие в порту, посадив на них 10 тысяч наемников, и 140 военных судов, на одно из которых сел сам. Он высадился у Китиона, но опоздал. Деметрий осадил Саламин и с суши, и с моря, и Птолемею ничего не оставалось, кроме как попытаться прорвать блокаду. Но силы противника намного превосходили имевшиеся у него в распоряжении. Деметрий имел преимущество на море как по числу кораблей, так и по вооруженной силе.

Командуя левым крылом своего флота, Птолемей подал сигнал к атаке, и корабли противников начали быстро сближаться. Избежать битвы было невозможно – когда их весла сцеплялись, корабли не могли двинуться ни вперед, ни назад. Сражение продлилось до заката, когда Птолемей, потеряв половину транспортных судов и треть боевых, решил отступить. Это был конец боевых действий – Деметрий одержал окончательную победу, и Птолемей был вынужден покинуть Кипр.

Когда Антигон узнал об одержанной сыном победе, его сердце исполнилось гордости. Он принял царский титул, водрузил на свою голову диадему, широко распространенный в Азии символ царской власти, и стал ждать, что Птолемей станет умолять его о милосердии. Но это было пустое тщеславие – повиновение было последним, о чем думал тогда Птолемей.

Вернувшись в Египет, он собрался с силами и стал восстанавливать флот, собирать и обучать новое войско. То, что Антигон объявил себя царем всей Азии, в то время как владел всего лишь небольшим уголком этого континента, казалось трезвомыслящему Птолемею глупым. Но сама по себе эта идея ему понравилась – он был готов назваться царем Египта. Так как Птолемей ничего не делал наполовину, он захотел, чтобы жрецы составили для него соответствующие картуши, традиционные для Египта рамки, в которые заключались царские имена. Эта древняя практика развивалась на протяжении столетий. Первые фараоны, восходя на престол, довольствовались тем, что имя каждого из них заключалось в один картуш. Более высокомерные представители XII династии добавили к своей титулатуре второй картуш – с указанием тронного имени. Александр последовал этому примеру, взяв тронное имя и придав своему личному египетскую форму Алегсендрес. Птолемей поступил так же – стал называть себя Птулмисом, возлюбленным Амоном, сыном Ра, и наделил свою любимую жену, превратившуюся в царицу, собственным картушем, в который было вписано имя Береника.

Вслед за ним царский титул приняли Кассандр, Лисимах и Селевк. В итоге там, где раньше не было ни одного царя, их стало целых четверо. Слова Плутарха о том, что «один льстивый голос полностью изменил мир», представляют собой весьма достойную эпитафию.

Антигон решил, что пришло время наказать этих дерзких подражателей, и предложил начать с Птолемея. Теперь ему уже не нужно было рассчитывать на удачу. Имевший в своем распоряжении 80-тысячную пехоту, 8-тысячную конницу и 83 слона, он считал, что противник не сможет оказать ему сопротивление. Но поход, предпринятый Антигоном в 306 г. до н. э., оказался более трудным, чем он предполагал изначально. Его военные и транспортные корабли надолго застряли в Газе, а затем из-за недостатка питьевой воды и продовольствия его войско с огромным трудом преодолело пустынный Синайский полуостров.