Ефремовы. Без ретуши - [24]

Получалась почти сказочная история, притом что актеры играли очень реалистично. Когда спектакль был почти готов, приехал Володин, посмотрел и сказал: «Какой интересный спектакль, только я такой пьесы не писал». И — я дословно запомнила его реплику: «А где происходит действие — в больнице, что ли?» Помню его изумление ненаигранное: «Как же вы такое придумали, я этого не писал?!» Он говорил очень мягко, неагрессивно. Я смотрю, Олег замолчал, задумался. Репетиция закончилась, и они вдвоем куда-то ушли. О чем они говорили, я не знаю, но догадаться могу. Потому что на следующий день Олег Николаевич попросил быстро все перекрасить в нормальные цвета, мужчины надели нормальные пиджаки, на мне появилась обыкновенная кофта и юбка, диван был как диван, стол как стол…

Александр Моисеевич не участвовал в распределении ролей. Будучи расположенным к актерам, он мог любому из нас сказать: «Скоро вы будете ставить «Пять вечеров», там для тебя есть роль». Но потом выяснилось, что он так говорил направо и налево. Галина Волчек решила, что его опасно подпускать к актерам, поскольку он мог ненароком всех рассорить. Не по злой воле, конечно, а просто потому, что ему хотелось сделать что-то приятное.

В 1959 году, когда мы работали над «Пятью вечерами», репетиции шли и в БДТ. Там эту пьесу ставил Товстоногов. И много было разговоров на эту тему, мы ничего не знали, что делается в БДТ — но вдруг! — слышим в Москве, что Ленинград потрясен, что родился гениальный спектакль. Но чем потрясен и почему гениальный? Пытались представить себе, в чем победа, немного зная товстоноговскую эстетику. Думали, что Товстоногов берет проникновением в быт, абсолютной достоверностью, правдой чувств. А Ефремов хотел доказать, что он понимает Володина, как никто…

День премьеры «Пяти вечеров» — это один из самых ярких дней в моей жизни. Успех у зрителя был огромный! Казалось, что мы победители. Звучали громовые овации. Но никогда от успеха Ефремов не впадал в заблуждения. У нас было правило: каждый спектакль принимала труппа. Артисты садились в круг и разбирали шаг за шагом: что удалось, а что нет. «Пять вечеров» труппа приняла на ура. Все говорили о постановке как о счастье. Я помню, как подбежала ко мне Людмила Иванова. У нее были новые сережки, она их стала снимать, чтобы мне подарить, но сережки сломались, и Мила сказала: «Лилечка, я не знаю, что тебе отдать, я так счастлива, что я рядом с тобой!» Были такие восторги… Очень многие говорили: «Какое счастье, что вы сделали этот спектакль». И вот на обсуждении звучит много теплых слов, спектакль принят единогласно. И вдруг Галя (сегодня — Галина Борисовна) Волчек встает и одна из всего собрания говорит: «Я не принимаю этот спектакль, хотя артистов я не ругаю — хорошо играют, они меня этим не удивили. Меня удивил подход. Мне кажется, что володинская эстетика в другом». Представляете, каким характером и какой смелостью надо обладать, чтобы противопоставить свое мнение другим, практически всем. И Волчек очень четко формулирует, что Володин — поэт будней. Поэт простых вещей, которых мы не замечаем, а Володин замечает и пишет пьесу. Точнее и не сформулируешь. Позднее Ефремов ей предложил: «Галя, а ты попробуй сделай свой вариант». И она попробовала. И тот спектакль был ничуть не хуже. И получилось так, что один раз играем мы, другой раз — они. А потом кто-то заболел, и артиста из того состава поставили в наш. Были и другие перетасовки, но спектакль от этого хуже не стал. Он шел много лет в «Современнике». И потом уже остался один вариант, в котором Ефремов и Заманский играли по очереди, Табаков и Любшин — тоже. И когда ввелся Щербаков, он играл роль инженера в очередь с Евстигнеевым…»

Женщины Олега От Ирины к Нине

В конце 50-х Ефремов жил в гражданском браке с Ириной Мазурук. Это был не самый благополучный союз. Каждый из супругов изменял другому (например, у Ефремова тогда тянулся его многолетний роман с Ниной Дорошиной, которая, окончив в 1956 году Щукинское училище, спустя три года была принята в «Современник» — прямиком к своему возлюбленному). Однако больше всего от этих измен страдал вовсе не Ефремов, а его вторая половина. В итоге дело дошло до того, что в 1960 году Ирина от отчаяния предприняла попытку самоубийства. Причем ее не остановило даже то, что их с Ефремовым дочке в ту пору было всего три года. Вот как об этом рассказывает сама Анастасия Ефремова:

«Мне было три года, когда эта «ячейка общества» перестала существовать. Мама тогда попыталась покончить с собой: перерезала себе вены на руках и горле. Ее спасли[9]. Чтобы скрыть шрамы, мама всю жизнь потом носила множество серебряных браслетов, которые звенели на ее руках.

Папы во время суицида дома не было, вскрыть дверь в ванную бабушке помог сосед. Конечно, папе обо всем тут же сообщили. Он приехал. Потом вспоминал, как я его встретила в коридоре и рассказывала, что маму «покусала собачка». Но он приехал — и уехал. Давить на него было бесполезно. Да и не могли мои родители существовать вместе. Ну вот гвозди от разных стен! Сейчас я понимаю, что, скорее всего, и любви между ними настоящей не было. В тот период у папы произошла гораздо более счастливая история большой любви с прекрасной актрисой Ниной Дорошиной, о чем я знаю в подробностях. Жаль, что у них не было детей…