Ефремовы. Без ретуши - [13]

Ее действие начиналось в Москве 3 июля 1941 года, когда по радио передают сообщение Совинформбюро: «Наши войска ведут упорные бои»… Борис Бороздин, несмотря на бронь, уходит добровольцем на фронт, заявив: «Если я честный, я должен». Причем уходит он накануне 18-летия своей невесты Вероники Богдановой, которую он зовет Белкой. Борис оставляет ей в подарок игрушку — белку с орешками, под которыми спрятана записка; но Вероника, сохраняя даже орешки как память о Борисе, записку не находит.

Вскоре Борис на фронте пропадает без вести, а Вероника, потеряв родителей и кров, с отчаяния выходит замуж за двоюродного брата своего возлюбленного — Марка, но этот брак не становится для нее утешением. В то время как одни сражаются на фронте или круглосуточно оперируют раненых, как отец Бориса — доктор Бороздин и его дочь — Ирина, другие умудряются наживаться на общей беде. В доме Монастырской собирается «избранное общество» — люди, прекрасно приспособившиеся к войне. В этом доме бывает и Марк, влюбленный в Монастырскую: посредственный пианист, он всеми правдами и неправдами откупается бронью от призыва в армию. Он дарит Монастырской игрушку Вероники, и таким образом находится записка Бориса, которая побуждает Веронику решительно порвать с Марком.

К Анне Михайловне Ковалевой, в доме которой в эвакуации живут Бороздины, приезжает в отпуск по ранению сын Владимир; не догадываясь о том, кто его соседи, он рассказывает о своем однополчанине Борисе, который свою любимую девушку называл Белкой, — от него Бороздины узнают, что Борис погиб на фронте.

После эвакуации Бороздины возвращаются в Москву, с ними Анна Михайловна и Володя. Марку дают понять, что его присутствие в доме нежелательно. Володя влюблен в Веронику, но она просит его не требовать от нее ответа: она все еще помнит Бориса и любит его. За окнами начинается салют в честь перехода советских войск через германскую границу.

Самое интересное, но руководство МХАТа не захотело, чтобы эта пьеса попала на его подмостки (видимо, понимало ее «взрывоопасность»). Но выручил Ефремова и К^о их педагог по Школе-студии Виталий Яковлевич Виленкин. Он уговорил мхатовских «стариков» разрешить молодым артистам репетировать по ночам на сцене Школы-студии. И дело завертелось. Будущие современниковцы работали как одержимые, до трех-четырех часов утра, а если и этого времени не хватало, тогда они шли к кому-нибудь домой, закрывались на кухне и еще раз, вполголоса, чтобы не разбудить домочадцев, оттачивали очередной отрывок пьесы. Спали как придется — урывками, после чего шли работать в свои театры.

В этом спектакле Ефремову досталась главная роль — Борис. Пяти его единомышленникам выпало сыграть следующих героев: Г. Волчек перевоплотилась в Нюрку-хлеборезку, И. Кваша — во Владимира, Л. Толмачева — в Ирину, В. Сергачев — в Анатолия Кузьмина (сослуживца Бориса), Е. Евстигнеев — в Николая Николаевича Чернова (администратора филармонии), О. Табаков — в Мишу (студента).

На остальные роли были приглашены следующие актеры: Михаил Зимин (актер МХАТа) — Федор Иванович Бороздин, Светлана Мизери (супруга Зимина, в 1955 году окончила Школу-студию МХАТа, курс А. Карева и Е. Морес) — Вероника, Любовь Студнева (актриса Ленинградского ТЮЗа) — Варвара Капитоновна, Галина Степанова (актриса ЦДТ) — Анна Михайловна Ковалева, Николай Пастухов (актер Театра Советской армии) — Степан (товарищ Бориса), Елена Милиотти (первокурсница Школы-студии МХАТа) — Даша (сослуживица Бориса), Лариса Качанова (третьекурсница Школы-студии МХАТа) — Люба (сослуживица Бориса), Антонина Елисеева (актриса ЦДТ) — Антонина Монастырская, Карина Филиппова (второкурсница Школы-студии МХАТа) — Варя (работница мыловаренного завода).

В 1955 году шли репетиции «Вечно живых», а 15 апреля следующего года, спустя полтора месяца после XX съезда КПСС (кстати, тогда же «Вечно живые» вышли и в Ленинграде, в драматическом Театре имени В. Ф. Комиссаржевской, где в роли Вероники блистала Эмма Попова). Как вспоминают очевидцы:

«Спектакль шел на крохотных учебных подмостках на площади Маяковского в полночь. Зрителями первого спектакля от «Студии молодых актеров» стали студенты московских вузов. Закончился спектакль около четырех часов утра. Когда актеры ушли в гримерку, из зала прибежал человек: «Срочно все идите в зал! Там люди отказываются расходиться! Они хотят говорить с вами, обсуждать спектакль!» Артисты вернулись в зал. Зрители горячо поддержали студийцев: «Вы не должны расходиться, потерять друг друга!!! Это будет театр нашего поколения!!! Вы должны его создать во что бы то ни стало!»

Те, кому посчастливилось видеть первые спектакли студии, говорили об этом с восторгом. В стране началась «оттепель». Академический театр этого времени не готов был разговаривать со своим зрителем. «Студия молодых актеров»[4] в этом диалоге, по сути, существовала. Критики моментально обрушились на нее. Обвиняли в инакомыслии, в искажении смысла событий. Но билеты расходились, едва поступив в продажу, и за три часа до спектакля купить билеты в театр можно было только по тройной цене. Поход в Москве в «Современник» стал знаком культуры и интеллигентности…»