Эфирное время - [23]

— Нет. Я не убивал. Я ничего не помню. Мне было очень плохо.

— Вам было плохо… Вы пили перед ЭТИМ?

— Не помню.

— В протоколе сказано, что вы находились в состоянии сильного алкогольного опьянения.

— Я не помню.

— А что вы помните?

— Ничего.

Сане сразу не понравился следователь. Маленький пожилой толстячок, уютный, сдобный, как домашняя теплая выпечка. Именно от таких, внешне добродушных, глуповатых и безобидных, следует ждать неприятностей.

— Завтра будет проведена судебно-психиатрическая экспертиза. Но без всякой экспертизы могу вам сказать, что вы производите впечатление человека вполне вменяемого. Не советую симулировать.

— Я и не собираюсь. Пусть меня проверяет любая комиссия. Я правда ничего не помню. Я же говорил, меня накачали наркотиком, действующим на память. Я очнулся в чужом подъезде от крика и собачьего лая. Никого я не собирался убивать, у меня семья, ребенок маленький.

— Никого не собирались убивать… А зачем купили пистолет?

— Просто так. Сейчас у многих есть пистолеты. Это модно, престижно.

— У многих? У кого, например? Можете назвать поименно ваших знакомых, имеющих огнестрельное оружие?

— Я не стукач.

— Вы не стукач… Ну, хорошо, а вам известно, что незаконное приобретение, хранение и ношение оружия наказывается лишением свободы на срок до трех лет?

Саня молчал и глядел в пол.

— Я задал вам вопрос, — мягко напомнил Илья Никитич.

— Да, — еле слышно произнес Саня, не поднимая глаз.

— Значит, купив пистолет, вы вполне сознательно пошли на уголовное преступление?

— Я не считаю это преступлением.

— Убийство тоже не считаете преступлением?

— Я никого не убивал, — Саня решительно помотал головой, — меня подставили.

— Кто и зачем?

— Понятия не имею.

— Понятия не имеете, — удовлетворенно кивнул следователь.

Дурацкая манера повторять почти каждую фразу собеседника Саню просто бесила. Собственные слова сразу казались глупыми, неубедительными, словно старикан пережевывал их своими вставными челюстями, и получалась жидкая словесная каша вместо осмысленных, продуманных ответов.

— Если бы я знал, кому понадобилось меня вырубать, разве я не сказал бы? Я изо всех сил пытаюсь вспомнить, но не могу.

— Пытаетесь, но не можете… — повторил Илья Никитич. — А что именно вы пытаетесь вспомнить? Что вам кажется самым важным?

— Ну, во-первых, пистолет я из дома не выносил. Мне просто некуда его было положить.

— Да что вы? — удивился Илья Никитич. — Он у вас такой удобный, легкий, карман не оттянет.

— Нет. В дубленке наружные карманы маленькие, а во внутреннем у меня лежал радиотелефон. Пиджак из тонкой ткани, было бы заметно, если бы там лежало что-то тяжелое.

— Хорошо, а внутренний карман пиджака?

— Там бумажник.

— Но есть еще карманы брюк, ваш «Вальтер» запросто туда влезет.

— Нет. Торчит. Брюки узкие.

— Значит, все варианты перепробовали?

— Какие варианты? Я его не брал с собой. Вообще не брал, понимаете?

— Ладно, допустим. В котором часу вы вышли из дома?

— Спросите у моей жены.

— И куда направились? Или об этом тоже спросить у вашей жены?

— Кажется, я был в ресторане.

— Отлично, — обрадовался Илья Никитич, — это уже кое-что. В каком именно ресторане?

— Там танцевала полуголая девушка со звездами на груди, и еще там рассыпалась куча долларов по ковру. Но все это очень смутно, как в тумане.

— Действительно, туману много. Название ресторана, конечно, забыли?

Саня молча кивнул и опустил голову так низко, что Илья Никитич видел только его темно-русую макушку.

— Значит, вы помните, что незадолго до убийства были в ресторане, но пистолета с собой не брали? А каким образом оказались в подъезде убитого, рядом с трупом?

— Я не убивал.

— Послушайте, Анисимов, а может, вы просто забыли, как выстрелили в Бутейко?

— Пожалуйста, не надо издеваться, — Саня вжал голову в плечи, словно опасался, что старик сейчас ударит его, — я не вру вам. Я не мог выстрелить человеку в висок. У меня бы просто рука не поднялась. А мой пистолет должен был лежать дома, в ящике письменного стола.

— Но оказался каким-то мистическим образом на месте преступления. Ладно, Александр Яковлевич, сегодня я свяжусь с вашей женой, она принесет вам смену одежды, а это все мы отправим на экспертизу и узнаем, в какой именно карман вы положили пистолет, когда отправились убивать приятеля.

— Я не…

— Да-да, я понял, вы не убивали, — кивнул Илья Никитич, — вы давали Бутейко деньги в долг?

— Да. Три тысячи долларов.

— Когда это было?

— В июле.

— Вы брали у него долговую расписку?

— Нет, конечно.

— А сроки возврата оговаривали?

— Нет.

— Значит, вы полностью доверяли Бутейко?

— Не знаю. На этот вопрос я сейчас не могу ответить. Простите, у вас случайно нет сигареты?

— Случайно есть. Пожалуйста.

Илья Никитич не курил, но держал в своем столе на всякий случай пачку «Ротманс» и дешевую одноразовую зажигалку.

— Не можете ответить… — задумчиво повторил он, давая Сане прикурить, — что, очередной провал в памяти?

— Если вы считаете, будто я здесь комедию ломаю, то ошибаетесь. Я не симулирую, не строю из себя психа. — Саня жадно затянулся и заговорил очень быстро, затараторил, словно текст был выучен заранее:

— Артём Бутейко был мне должен три тысячи долларов. После кризиса у меня возникли серьезные проблемы. Но из этого не следует, что я убил Артема. Разве покойники возвращают долги? Мне нужны были деньги, а не огромный тюремный срок, не высшая мера. И потом, я бы сразу убежал.