Эфиопика - [92]
Говоря так, Ороондат просил принять в лодку двух персов под тем предлогом, чтобы они отправились на Элефантину, и если находящиеся там тоже сдадутся в рабство, он и сам уже не замедлит это сделать.
Выслушав это, послы возвратились, взяв с собой и двоих персов, и обо всем передали Гидаспу. Тот, посмеявшись над Ороондатом и упрекнув в большой глупости человека, который ведет переговоры как равный, между тем как его жизнь и смерть зависят уже не от него самого, а от другого, сказал:
– Было бы нелепо, если бы неразумие одного навлекло гибель на стольких людей.
Он позволил посланным от Ороондата отправиться на Элефантину, ничуть не беспокоясь о том, что и находящиеся на острове вздумают, пожалуй, сопротивляться.
Своим он приказал: одним – загородить вырытое в Ниле устье, чтобы помешать притоку воды, другим – прорезать насыпь, чтобы вода в канале не застаивалась, имела бы сток и поскорее испарилась, – так он хотел осушить места вокруг Сиены и сделать их проходимыми. Люди, которым это было поручено, принялись было за работу, но отложили ее окончание до следующего дня; вечер и ночь наступили вскоре после того, как были даны эти распоряжения.
Между тем жители города не упускали и бывших у них под рукой возможностей спастись, возникших вопреки всяким ожиданиям: одни, продолжая рыть подземный ход, уже, казалось, приближались к насыпям, на глаз определяя расстояние между ними и стеной и под землей измеряя его шнуром, а другие при свете факелов восстанавливали упавшую часть стены. Сооружение ее было делом легким, так как камни при падении скатывались внутрь. Однако даже теперь, когда они считали себя в безопасности, дело не обошлось без тревоги, особенно к полночи в той части насыпи, где вечером эфиопы принялись копать. Земля ли там была насыпана рыхлая и неутоптанная, так что нижний слой пропускал воду, проведение ли подкопа способствовало обвалу нижних слоев в пустоты, или прорытый выход для воды захватил немного ниже, чем того хотели работавшие, но за ночь воды прибыло, она проложила себе дорогу и потом незаметно стала убывать; быть может, кто-нибудь припишет это дело божественному вмешательству – так неожиданно произошел прорыв. И такой получился гул и рокот, устрашающий слух и рассудок, что эфиопы и сами сиенцы, не понимая, что случилось, опасались, не снесена ли большая часть стены и города.
Эфиопы не беспокоились, так как их лагерь был раскинут в безопасных местах, они рассчитывали утром обо всем точно узнать, но жители города со всех сторон бегали вокруг стены, и каждый, видя, что на его участке стена невредима, предполагал, что несчастье случилось у других, пока наконец наступивший свет не рассеял мрака окутывавших их ужасов; прорыв стал виден, вода внезапно ушла.
Тогда эфиопы стали перегораживать свой отводной канал; они опускали туда решетки из соединенных между собой досок, опорой служили извне толстые стволы деревьев, соединительным материалом – глина и хворост, – все это наваливалось сразу многими тысячами рук с берега или с лодок. Так ушла вода.
Все же нельзя было ни тем, ни другим пройти друг к другу: земля была покрыта глубоким илом, и под поверхностью, казавшейся сухой, лежала влажная грязь, в которой увязали ноги и лошади и человека.
Так они провели дня два-три, причем в знак мира сиенцы открыли ворота, а эфиопы разоружились. Установилось какое-то перемирие без переговоров, стража и с той и с другой стороны бездействовала, а горожане отдавались охватившему их чувству благополучия. Совпало это тогда с праздником Нила, величайшим у египтян, справляемым ко времени летнего солнцестояния, когда в реке обнаруживается прибыль воды, и почитаемым египтянами больше всех праздников по следующей причине.
Богом представляют себе египтяне Нил и считают его величайшим, из высших, пышно называя эту реку подобием неба, так как Нил орошает пашни и ежегодно заливает их так, что нет нужды ни в тучах, ни в дождях. Таково верование простого люда. Божественность Нила они видят вот в чем: причиной бытия и жизни людей египтяне считают главным образом соединение влажной и сухой сущности. Другие стихии, утверждают они, лишь привходят сюда и проявляются вместе с этими; Нил являет влажную сущность, а другую, сухую сущность – их земля. Таково общедоступное толкование. Для посвященных же они объявляют землю Изидой, Нил Озирисом – этими именами условно называют они подлинные вещи.
Страждет во время отсутствия Озириса богиня, радуется, когда он с нею, после его исчезновения снова плачет и, как врага, ненавидит Тифона: естествоиспытатели и богословы, думается мне, не обнажают перед непосвященными тайный смысл, сокрытый, как семя, во всем этом, но дают под видом сказания. Людей же, более посвященных и уже допущенных в святилища, они яснее вводят в таинства огненосным факелом истины.
Да будет милость и нам за все сказанное, и да будут почтены неизреченным молчанием большие таинства, события же в Сиене мы по порядку изложим.
С наступлением праздника Нила местные жители занялись жертвоприношениями и обрядами, телом страдая от окружавших их ужасов, но в душе, насколько было возможно, не забывая благочестия и помня о божественном.
Великий французский король Людовик ХIV, Король-Солнце, прославился не только выдающимися историческими деяниями, но и громкими любовными похождениями. Он осыпал фавориток сказочными милостями, возвышал их до уровня своей законной супруги Марии-Терезии, а побочных детей уравнивал с законными. Не одна француженка лелеяла мечту завоевать любовь короля, дабы вкусить от монарших щедрот. Но были ли так уж счастливы дамы, входившие в окружение короля? Кто разрушил намерение Людовика вступить в брак с любимой девушкой? Отчего в возрасте всего 30 лет постриглась в монахини его фаворитка Луиза де Лавальер? Почему мать семерых детей короля маркиза де Монтеспан была бесцеремонно изгнана из своих покоев в Версальском дворце? По какой причине не могла воспользоваться всеми правами законной супруги тайная жена короля мадам де Ментенон, посвятившая более трех десятков лет поддержанию образа великого монарха? Почему не удалось выйти замуж за любимого человека кузине Людовика, Великой Мадмуазель? Сколько женских судеб было принесено в жертву политическим замыслам короля? Обо всем этом в пикантных подробностях рассказано в книге известного автора Наталии Сотниковой «Король-Солнце и его прекрасные дамы».
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.
В однотомник выдающегося древнегреческого мыслителя Плутарха (46-120 гг. н. э.) вошли его трактаты, освещающие морально-этические вопросы — «Наставления о государственных делах», «О подавлении гнева», «О сребролюбии», «О любопытстве» и другие, а также некоторые из «Сравнительных жизнеописаний»: «Агесилай и Помпей», «Александр и Цезарь», «Демосфен и Цицерон».
Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н. э.) был выдающимся политическим деятелем, философом и теоретиком ораторского искусства, но прежде всего он был оратором, чьи знаменитые речи являются вершиной римской художественной прозы. Кроме речей, в настоящий том «Библиотеки античной литературы» входят три трактата Цицерона, облеченные в форму непринужденных диалогов и по мастерству не уступающие его речам.
Эсхила недаром называют «отцом трагедии». Именно в его творчестве этот рожденный в Древней Греции литературный жанр обрел те свойства, которые обеспечили ему долгую жизнь в веках. Монументальность характеров, становящихся от трагедии к трагедии все более индивидуальными, грандиозный масштаб, который приобретают мифические и исторические события в каждом произведении Эсхила, высокий нравственный и гражданский пафос — все эти черты драматургии великого афинского поэта способствовали окончательному утверждению драмы как ведущего жанра греческой литературы в пору ее наивысшего расцвета.