Эфиопика - [109]
Теагена повели, как было приказано, а Хариклея, немного было вздохнувшая после его победы и понадеявшаяся на лучший исход, начала горько рыдать, когда снова повели его. Персинна все время утешала ее.
– Может быть, и спасся бы юноша, – говорила она, – если бы ты захотела поведать мне точнее все подробности о себе.
Тогда Хариклея, через силу и видя, что обстоятельства уже не допускают отсрочки, приступила к более подробному рассказу.
Гидасп между тем спросил у докладчика, не осталось ли еще каких-нибудь послов.
– Одни только послы из Сиены, – отвечал Гармоний, – они привезли послание и дары Ороондата и только что прибыли.
– Пусть подойдут они, – приказал Гидасп. Послы подошли и вручили письмо. Царь развернул и прочитал его, а стояло там вот что:
«Царю эфиопов, человеколюбивому и блаженному Гидаспу – Ороондат, сатрап великого царя.
Победив в бою, ты еще в большей мере победил величием своего духа и по собственной воле предоставил мне всю мою сатрапию; поэтому я не удивлюсь, если ты ответишь согласием на краткую просьбу. Одна девушка, приведенная ко мне из Мемфиса, сделалась военной добычей.
И в качестве пленницы по твоему приказу послана в Эфиопию, как я узнал от лиц, бывших с нею и избегнувших опасностей тех дней. Ее-то я и прошу освободить, в виде дара для меня, так как я и сам хотел бы получить эту девушку, а еще больше желал бы спасти ее для ее отца, который, разыскивая свою дочь, прошел много земель и захвачен был во время войны в крепости Элефантине. Когда я затем производил смотр уцелевшим от войны, я увидел его там, и он попросил меня послать его к тебе, чтобы прибегнуть к твоей доброте. Перед тобой среди прочих послов и находится этот человек, который способен и нравом своим доказать свое благородство, и одним видом умолить тебя. Радостным отошли его мне обратно, царь, чтобы он не только называл себя отцом, но и стал им».
– Кто же из находящихся здесь разыскивает девушку? – спросил царь, прочитав письмо. Ему указали на одного старика.
– Чужестранец, – сказал ему Гидасп, – по просьбе Ороондата я готов все сделать. Но всего только десять девушек приказал я увести в плен. Об одной из них доказано, что она не твоя дочь, взгляни на остальных и, ее опознаешь и найдешь, бери ее себе.
Простершись ниц, старик поцеловал ему ноги. Оглядев приведенных девушек, он не нашел той, кого искал, и снова печально потупился.
– Ни одна из них не дочь мне, царь, – сказал он.
– Мое согласие ты получил, – отвечал Гидасп. – Упрекай судьбу, если ты не находишь той, кого ищешь. Ты можешь осмотреть все вокруг и убедиться, что другой девушки, кроме этих, не было уведено и нет во всем лагере.
Ударил себя по лбу старик, заплакал, поднял голову, оглядел стоявшую кругом толпу и вдруг как безумный бросился бежать и, приблизившись к алтарям, закрутил наподобие веревки край своего рубища – такая одежда была на нем, – набросил на шею Теагена и стал тянуть его, крича так, что все могли это слышать:
– Я захватил тебя, проклятый и ненавистный!
Стража прилагала все усилия, чтобы помешать старику и вырвать Теагена, но старик крепко держал его, словно прирос к нему, и наконец добился того, что его привели пред лицо Гидаспа и всего совета.
– Царь, – воскликнул тогда старик, – вот тот, кто украл дочь мою. Вот тот, кто превратил дом мой в бездетную пустыню и от самых алтарей Пифийского бога похитил мою душу. А теперь, словно он чист от преступлений, восседает он у алтарей богов!
Потрясены были происходящим все до единого. Речам старика удивлялись те, кто их понимал, зрелищу – все остальные.
Гидасп велел точнее объяснить, чего он хочет. Старик – а это был Харикл – не открыл всей правды о происхождении Хариклеи из опасения навлечь на себя гнев со стороны ее истинных родителей в том случае, если она исчезла при побеге в глубь страны: он изложил вкратце лишь то, что не могло ему повредить, и сказал так:
– Была у меня дочь, царь. Если бы вы только видели, как разумна и как прекрасна она была, вы убедились бы, что я верно говорю. Была она девушкой и храмовой прислужницей Дельфийской Артемиды. И вот этот доблестный юноша, фессалиец по своему происхождению, прибыл во главе священного посольства в Дельфы, мой родимый город, для совершения отеческих обрядов и тайно похитил девушку из самых заповедных святилищ, притом святилищ Аполлона. Справедливо было бы признать, что он совершил кощунство и по отношению к вам, раз он оскорбил Аполлона, бога, почитаемого вашими отцами, – ведь Аполлон – это то же самое, что Гелиос, – и осквернил его священный удел.
Сообщником в этом нечестивом деянии был один мемфисский лжепророк. Я побывал сначала в Фессалии и требовал там Теагена от его сограждан, этеян, но никак не удавалось его найти, хотя они согласились выдать его и предать казни, где бы он ни был обнаружен, как величайшего преступника. Тогда я решил, что пристанищем в бегстве ему мог быть Мемфис, родина Каласирида.
Я прибыл туда и застал Каласирида, как он и заслуживал того, уже мертвым. От Тиамида, его сына, узнал я все о моей дочери, между прочим и то, что она отправлена к Ороондату в Сиену. С Ороондатом и Сиеной я потерпел неудачу – я пришел туда, но на Элефантине меня застала война. Вот теперь я прихожу сюда и обращаюсь с мольбой, о которой ты узнал из письма. Похититель в твоих руках. Разыщи дочь мою, облагодетельствуй меня, многострадального, да и ради самого себя сделай это, если хочешь показать, что почитаешь сатрапа, меня пославшего.
Город на Неве заново раскрывается для читателей, ведь стиль изложения информации, выбранный автором, уникален: сначала берется цитата из известного произведения или мемуаров, и Екатерина дополняет его своими измышлениями и информацией из надежных источников, приобщая таким образом своих читателей к истории родного города. Итак, книга первая… В ней мы заглянем в окна, в которые всматривался одержимый азартом герой «Пиковой дамы» Германн, в надежде проникнуть в таинственный дом и разведать карточный секрет сварливой старухи-графини.
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.
В однотомник выдающегося древнегреческого мыслителя Плутарха (46-120 гг. н. э.) вошли его трактаты, освещающие морально-этические вопросы — «Наставления о государственных делах», «О подавлении гнева», «О сребролюбии», «О любопытстве» и другие, а также некоторые из «Сравнительных жизнеописаний»: «Агесилай и Помпей», «Александр и Цезарь», «Демосфен и Цицерон».
Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н. э.) был выдающимся политическим деятелем, философом и теоретиком ораторского искусства, но прежде всего он был оратором, чьи знаменитые речи являются вершиной римской художественной прозы. Кроме речей, в настоящий том «Библиотеки античной литературы» входят три трактата Цицерона, облеченные в форму непринужденных диалогов и по мастерству не уступающие его речам.
Эсхила недаром называют «отцом трагедии». Именно в его творчестве этот рожденный в Древней Греции литературный жанр обрел те свойства, которые обеспечили ему долгую жизнь в веках. Монументальность характеров, становящихся от трагедии к трагедии все более индивидуальными, грандиозный масштаб, который приобретают мифические и исторические события в каждом произведении Эсхила, высокий нравственный и гражданский пафос — все эти черты драматургии великого афинского поэта способствовали окончательному утверждению драмы как ведущего жанра греческой литературы в пору ее наивысшего расцвета.