Эфффект линзы - [24]

Всю дорогу мы ехали практически молча, Маша задумчиво смотрела в окно. Потом, минут за пять до остановки, я коснулся ее плеча и тихо спросил:

— Маш, какое сегодня число?

Она посмотрела вверх, припоминая.

— Двадцать пятое октября.

— Знакомая дата?

У обычного человека этот вопрос может вызвать только одну ассоциацию: чей-то день рождения, юбилей, свадьба, максимум — «Вот блин, через неделю контрольная!» Но Маша вдруг удивленно закивала головой.

— Битва при Азенкуре!

— Точно! 1415 год.

Слава «Википедии»!

— И что?

Я загадочно улыбнулся.

— Скоро увидишь.

Мы вышли на пустынной остановке посреди степи. Кажется, мама Маши смотрела на меня, как на дурачка, но я упорно не замечал этого и уверенно (конечно, насколько позволял мой навык пространственного ориентирования) повел их вдоль неровной дорожки, ведущей за холм. Через пару минут показались первые разметки, обозначающие границу полигона. Редкие деревца, опоясывающие небольшой овраг, пока скрывали от нас место сбора тех, кто сделал прошлое своим главным хобби.

Мы взошли на пригорок и Маша замерла с открытым ртом. Перед нами, в небольшой долине, раскинулся «средневековый» городок с лавками мастеров — столяров, кузнецов, гончаров, огороженной площадкой для стрельбы из лука и арбалета и битвы на мечах, импровизированным фанерным замком на возвышении и несколькими палатками с разноцветными флагами.

— Что это?!

— Это, Маша, турнир, приуроченный к годовщине битвы под Азенкуром. Идем, познакомлю тебя кое с кем.

Пока мы шли вдоль узких вытоптанных дорожек между палатками, пробиваясь сквозь толпу любопытных зевак и странных людей в кольчугах и плащах, серых холщовых балахонах до пола и старинных платьях с длинными шлейфами, Маша во все глаза разглядывала окружающих, с упоением впитывая каждую крупицу многогранных, непривычных впечатлений. Ее лицо вытянулось от восторга и это, надо признать, был как раз тот эффект, которого я ждал.

Михей встретил нас около площадки, где он учил всех желающих биться на мечах. При ходьбе его кольчуга, кираса и железные наручи смешно позвякивали.

— О, здоров, дружище! — Он подошел к нам, встряхнув меня в стальных дружеских объятьях. — А это и есть та самая мадемуазель Мари?

Маша захлопала ресницами, мгновенно покраснев.

— Да, Маш, знакомься — это Михей, мой друг. Мы вместе учились. Когда я узнал, что ты любишь историю Средневековья, он сразу пришел мне на ум. Видишь, существуют и такие люди…

— Держи.

Михей вдруг протянул ей меч. Ольга Геннадьевна мгновенно замотала головой и хотела было воспротивиться, но пальцы Маши уже сомкнулась на рукояти.

— Легкий такой… Правда, очень легкий…

Она подняла его вверх и засмеялась.

— Я думала, им можно меня задавить!

— Это все так думают, — усмехнулся Михей. — Но ты попробуй им помахать хоть пару раз в бою, если бы он был тяжелым. Хочешь, научу паре приемов?

— Маша!

— Ой, ладно, мам… отстань! — она весело улыбнулась ей. — Я только попробую.

Я подошел к Ольге Геннадьевне, которая напряженно наблюдала за тем, как мой громадный приятель осторожно и даже с каким-то умилением замахивается на ее маленькую щуплую дочь.

— Не беспокойтесь, все в порядке. Я рассказал ему о Маше. Хотел поговорить с вами, можно?

Она растерянно кивнула.

— Ольга Геннадьевна, я понимаю, что мой «рецепт» помощи Маше — не самый дешевый и, может, не самый приятный вам. Но если ей понравится, я прошу вас не запрещать ей заниматься исторической реконструкцией.

— Чем?

— Все, что здесь есть, создано руками этих людей. Они сами делают доспехи, вручную шьют свои костюмы, сами плетут кольчуги и сами куют мечи. Они готовят блюда шестисотлетней давности и играют музыку по забытым партитурам. Для них это действительно захватывающий мир и даже иная реальность, — я серьезно свел брови и посмотрел ей в глаза. — А Маше как раз и нужен другой мир. Отдушина.

Она опасливо взглянула на хохочущего Михея и пожала плечами.

— Ну… я не знаю…

— Более того, я предлагаю вам интересоваться этим тоже, если Маша вдруг увлечется. Мы много говорили с ней, — мы медленно пошли вдоль небольшой «улочки», застеленной пахучим дымом от костров, — и я считаю, что за те годы, когда она росла почти без вас, — уж извините за такой вывод, — между вами образовалась пропасть. И ее лучше всего заполнить общим интересом.

Она тяжело вздохнула.

— Но ведь это глупости… Все это… мечи, секиры… это же глупости!

— Да. Но если они нравятся вашей дочери, то они должны заинтересовать и вас. Хотя бы сделайте вид… Ну… это просто мой совет.

Карасева прочистила горло и немного ссутулилась, вдруг перестав быть наводящим ужас налоговым инспектором.

— Хорошо. Спасибо, Кирилл Петрович. Я… — она запнулась, — я только сегодня поняла, что так давно не видела, как она улыбается… Наверное, с тех пор, как умер наш папа…

Я кивнул и опустил голову. Я вырос без отца. И знаю, что это такое.

Это был невероятно длинный и насыщенный день, и под конец представления, организованного «рыцарями» и «прекрасными дамами», я валился с ног от усталости. Маша же, казалось, просто летала, не чувствуя под собой почвы. Ее взгляд, наверное, никогда не был настолько жизнерадостным, как сейчас. Она смеялась, болтала без умолку с двумя девчонками, похоже, почти ее возраста, и пробовала играть на какой-то дудочке. Я наблюдал, как она, смущаясь, решила слепить что-то невообразимое на гончарном круге под руководством молоденького парнишки в длинной мешкообразной одежде и коричневом фартуке. Он так серьезно направлял ее руки и давал ценные указания, что я улыбнулся, вспомнив, как Маша жаловалась на тех парней в классе, которые любят только смеяться над ней.